Пища богов

— Нет, отец, ты останешься с нами, а ответ наш уже к утру дойдет до Катергама.

— Он пойдет на приступ.

— Пускай, — отвечал молодой Редвуд.

— Пора приниматься за работу, — послышался чей-то голос, и гиганты стали расходиться.

Кузнецы вновь принялись за свое дело, и ритмический стук их молотов послужил как бы музыкальным аккомпанементом к только что разработанной гигантской теме. Раскаленный металл светился ярче, чем прежде, и давал Редвуду возможность подробно рассмотреть обстановку импровизированной крепости с различными боевыми машинами, готовыми к действию. В стороне от них и на более высоком уровне стоял дом Коссаров. Около него виднелись величественные и прекрасные фигуры молодых гигантов в блестящих кольчугах, которые готовились к бою.

Фигуры эти были до такой степени могучи и грандиозны, движения их так решительны и свободны, что сердце старого профессора на минуту согрелось.

Среди гигантов был и его сын, и первая из гигантских женщин — принцесса.

Тогда в уме его, в виде контраста, возникло воспоминание о Бенсингтоне — маленьком, деликатном Бенсингтоне, стоящем с цыпленком в руках и смотрящем из-под очков на раздраженную кузину Джен.

Вспомнилось ему также его собственное настроение в те дни, когда жена не пускала его в детскую и когда тайные мечты о будущем казались ему самому непозволительными для скромного ученого.

А теперь? Теперь в этих молодых гигантах он видит неоспоримое доказательство справедливости своих соображений, очевидное воплощение самой необузданной своей мечты. В то, о чем он едва смел думать, они уже твердо верят. Но имеют ли они право верить? Не ошибаются ли? Не повела бы их вера к окончательной гибели…

Лихорадка и усталость довели старого Редвуда почти до обморока. Вера его перед самым моментом осуществления заветной мечты поколебалась. Правы ли, в самом деле, гиганты? Победят ли они? Эта геройская решимость, все эти высокие стремления — может быть, те же мечты, юношеское увлечение? Может быть, в своей вере они погибнут со всем арсеналом придуманных ими средств сопротивления? Может быть, все эти средства — только игрушки, созданные детским воображением, — картонные крепости и деревянные пушки, которые поутру будут превращены в ничто.

Да уж не спит ли он сам, старый ученый, не спят ли все эти новые гиганты и не видят ли они во сне ту великую будущностью, о которой они говорили, ту мощь и те средства защиты, которыми будто бы обладают? Завтра же восстанет на них мир бесчисленного множества маленьких людишек, мир мелкой зависти и дрянных делишек, мир скаредной скупости и безвкусной, бессмысленной роскоши, мир тщеславия, интриг и лицемерия, мир игроков, обманщиков, спекулянтов — тот мир, в котором нет ни творчества, ни воображения, ни веры, ни надежды, ни любви, ни мужества, — ничего, кроме низости, тупости и злобы против всякого, кто осмелится нарушить рутину. Восстанет на них этот мир и раздавит одной своей численностью…

Редвуду казалось, что он уже видит гигантов тонущими в безграничном океане пигмейства. А они вон стоят целой группой перед огнем, не предчувствуя близкой гибели!

Нет, конечно, все они спали до сих пор и грезили! Конечно, пигмейский мир победит! Конечно, завтра же все гиганты будут перебиты, Пища уничтожена, а он, старый мечтатель, проснется опять в своем кабинете, запертый на замок, как в эти два дня! В чем же состоит пигмейская жизнь, как не в том, чтобы вечно чувствовать себя запертым в маленькой комнате?

Да, он проснется от своей многолетней мечты, и проснется среди битвы и кровопролития, которые докажут ему, что его Пища была самым гибельным из заблуждений, что вера и надежда, поддерживавшие его жизнь, были ничем иным, как красивыми бабочками, порхавшими над бездонной пропастью… Пигмейство непобедимо!

Разочарование старого ученого было до такой степени глубоко и болезненно, что он закрыл глаза руками и боялся открыть их, чтобы не увидеть свои опасения уже сбывшимися.

До него донеслись голоса гигантов, переговаривавшихся под аккомпанемент тяжелых ударов молота. Прилив сомнения начал отступать. Ведь вот же они, те гиганты, о которых он мечтал всю жизнь! Осуществилась же все-таки эта мечта! Ничего не может быть реальнее ее воплощения. Почему же не осуществиться и не стать реальными всем тем великим вещам, тому великому грядущему, о котором он теперь мечтает уже не один, а вместе с теми, кому предстоит осуществить это грядущее? Почему бы пигмейству, низости, зверству быть вечными, непобедимыми?

Редвуд открыл глаза.

— Конечно! — воскликнули кузнецы, бросая свои молоты.

Тогда зазвучал голос откуда-то сверху. Старший сын Коссара, стоя на валу, захотел говорить с братьями.