Пища Богов

Джеймс Меллаарт – основной исследователь района Чатал-Хююка – отмечает, что Чатал-Хююк при всем своем блеске не оказал никакого влияния на окружающие его общества. Последовала катастрофическая серия пожаров на слоях V и VIa около 6500 года до н. э., и город был покинут, из чего стало ясно, что эпоха незащищенных городов, эпоха партнерства кончается. С этих пор социальные учреждения, основанные на партнерстве, и старая религия Богини-Матери на Ближнем Востоке становятся свидетелями постепенного разрушения и распада. Жители Чатал-Хююка, бежавшие после его падения, рассеялись по разным местам. Некоторые из них осели на острове Крит.

История минойской цивилизации начинается примерно около 6000 года до н. э., когда небольшая колония эмигрантов, возможно, из Анатолии, впервые прибыла на остров. Они принесли с собой свою Богиню, а также аграрную технику, что позволяет отнести этих новых поселенцев к представителям неолита. В последующие четыре тысячи лет происходило постепенное развитие гончарного ремесла, ткачества, гравировки и других ремесел, а также торговли, металлургии и архитектуры. Формировался живой и радостный художественный стиль, столь характерный для Крита.

На острове Крит, где еще почиталась Богиня, не было никаких признаков войны. Здесь развивалась экономика и процветали искусства. И даже когда в XV в. до н. э. остров перешел наконец под власть археев (здесь археологи говорят уже не о минойской, а скорее о минойско-микенской культуре), Богиня и образ мышления и жизни, ею символизируемый, все еще как будто прочно сохранялся. / Riane Eisler. The Chalice and the Blade: Our History, Our Future (San Francisco: Harper amp; Row, 1987). pp. 30-31/

Дух минойско-микенской религии был духом реализма, ощущением витальности биоса и торжества чувств. Богиня минойской природы со змеей в руках олицетворяет все эти качества. Во всех минойских изображениях у нее налитая, обнаженная грудь и в руках она держит золотую змею. Ученые следовали обычаю шаманов и видели в змее символ души умершего. Мы имеем дело с Богиней, которая, подобно Персефоне, правит предысторией, это шаманка великой силы, мистериям которой уже много тысячелетий. / Martin P. Nilsson. A History of Greek Religion (New York: W. W. Norton. 1964) p. 13/

Тем временем на материке Малой Азии следовали одна за одной волны миграции индоевропейцев, и в долинах рек стали возникать великие городские цивилизации. Царствования, войны колесниц и подвиги великих героев-мужчин овладели теперь всеобщим воображением. Войны и строительство укрепленных городов стали делом цивилизации. В период царствований только Крит – остров, далекий в те времена от событий Малой Азии, – оставался приютом старой модели партнерского общества.

Таинственная минойская цивилизация стала наследницей стиля и гнозиса забытых и далеких времен. Это был живой памятник идеалу партнерства, сохранявшийся три тысячелетия после полного триумфа стиля владычества во всех остальных местах.

ФАНТАЗИИ О ГРИБАХ В МИНОЙСКИЙ ПЕРИОД

Естественно, возникает вопрос об отношении минойского общества к архаичному источнику влияния, кроющемуся за этим идеалом партнерства, а именно к псилоцибиновому грибу. Была ли сохранена и усвоена грибная религия африканского Эдема в жизни минойской культуры? Стремились ли еще люди к экстазу, но в отсутствие грибов иными средствами?

Что мы можем сказать о культе колонн, характерном для минойской религии, если вспомним, что в “Ригведе” сома называлась “столпом мира”? Принято считать, что колонны эти связаны с религией Великой Богини и ее культом растительности. Но не могут ли они быть явным эхо памяти о грибах?

Дворцы были построены в стиле, характерном для минойской культуры, и, вероятно, являлись священными в целом, хотя к культовым относились лишь некоторые помещения… В верхних этажах мы находим несколько помещений, причем каждое имеет в центре круглую колонну, расширяющуюся к вершине, как, скажем, – сошлемся на простой пример – в так называемом храмовом надгробии близ Кносского дворца. Религиозный смысл такой колонны не оставляет никаких сомнений. / Carl Kerenyi. Dionysos: Archetypal Image of Indestructible Life, Bollingen Series LXV (Princeton: Princeton University Press. 1976). p. 17/