Кстати сказать, его очень интересовало, как в Модене готовят aceto balsamico tradizionale. Это всего в двадцати милях от Пармы, но местная кухня отличается от пармской, как уксус от мяса. В традиционной acetaia, куда ему разрешили заглянуть через приоткрытую дверь, было много бочек самого разного размера, и их содержимое очень медленно капало в открытые ведра, застеленные оберточной бумагой. В воздухе висел пьянящий мускусный аромат, и даже певчие птицы за окном, казалось, были им одурманены, а потому помалкивали. В качестве ценного подарка Бруно дали на пробу кофейную ложечку пятидесятилетнего виноградного уксуса. Выдержанный, как старый коньяк, идеально сочетающий в себе сладость и кислоту, он был очень крепким на вкус и прогревал изнутри, как лекарственная настойка. Но удовольствия не доставил, а поскольку стомиллилитровая бутылочка стоила несколько сотен евро, покупать ее Бруно не стал.
В другой деревне он остановился, чтобы купить сыр, и наблюдал, как двое хозяев сыроварни гигантскими метелками взбивали сыворотку в огромном чане. От этой работы к вечеру у них будет отваливаться спина, зато получатся две большие сырные головы, а окончательно они будут готовы только через три года. В той же сыроварне делали и slattato, плоский кормовой хлеб, похожий на мексиканскую маисовую лепешку.
По мере приближения к морю на дороге попадалось все больше и больше туристов, которые съезжали с автострады и направлялись на модные курорты в Римини. Пора было снова менять направление. На сей раз Бруно повернул фургон на юго-запад, в глубь полуострова.
Он ехал уже несколько недель, но еще ни разу не видел более унылого и пустынного пейзажа, чем тот, который теперь открылся его взору. Местность называлась Le Marche. Крупных городов здесь почти нет: милю за милей единственными признаками жизни были маленькие села и деревушки, втиснутые в известняковые ущелья. Местные крестьяне на протяжении веков держали свиней, коров и овец, которых выпасали на нескольких горных полях. Дороги здесь были извилистые, они повторяли ландшафт и извивы рек, поэтому ехал Бруно очень медленно. Впрочем, его это вполне устраивало. Ему уже стало ясно, что даже если он где-нибудь остановится и найдет какую-нибудь работу, все равно рано или поздно он снова окажется в Риме, куда ведут все дороги, а это как раз то самое место, где он хотел бы оказаться в самую последнюю очередь. Словно почувствовав настроение водителя, фургон стал сбавлять ход и даже на прямой дороге его скорость не превышала пятьдесят километров в час, а из больного нутра машины извергались клубы черного дыма.
Бруно выехал на еще одну римскую дорогу, виа Фламиниа, которая вела через очень красивое ущелье Фурло. Она тянулась вдоль реки, как и в 220 году до новой эры, когда была построена. Машин на дороге почти не было, и все равно через некоторое время за Бруно выстроилась череда автомобилей, которые нетерпеливо сигналили. Преодолев темный трехкилометровый тоннель, тоже построенный еще древними римлянами, Бруно свернул с дороги и поехал вверх, к горам. Здесь машин совсем не было. Над фургоном лениво кружили орлы, а один раз Бруно показалось, что он слышит волчий вой.
В процессе подъема на Акваланья мотор то громко сопел, то присвистывал, машина ехала все медленнее и медленнее; наконец, закашляв, как заядлый курильщик, она и вовсе остановилась.
Бруно вылез из кабины и стал осматривать заглохший мотор. Он поднялся метров на триста над долиной, между городками Кальи и Читта ди Кастелло. Нигде не было видно ни жилья, ни фермы. Стояла мертвая тишина. Впрочем, судя по отдаленному позвякиванию овечьих колокольчиков и окрикам пастухов, какое-то поселение здесь все-таки было. Да и поля вокруг возделаны. Под каждым деревом сложены дрова, оставленные просыхать до зимы, а на виноградных лозах висят сочные спелые гроздья.
Бруно попытался вернуть мотор к жизни, но ничего не получилось. Один раз ему даже показалось, что он близок к успеху, но мотор только сконфуженно фыркнул и снова впал в коматозное состояние. Бруно вздохнул, взял с заднего сиденья свой рюкзак и приготовился к долгому пути. Он не знал наверняка, куда заехал, а потому пошел вверх в надежде, что за лесом, скрывавшим от него окрестности, окажется какая-нибудь деревушка.
Этот вечер превратился для Томмазо в сущий кошмар. К тому времени когда из ресторана ушли последние посетители, только отчасти успокоенные интенсивным пищеварительным процессом, повар уже стоял одной ногой в могиле. К тому же необходимо было заняться еще и предварительными заказами. Мрачный Томмазо вывалил из коробки на стол бланки заказов, и они с Марией стали разбирать их.