Письма 1836-1841 годов

Вы меня опечали<ли> очень Вашим письмом, княжна. Я уже думал, что здоровье княгини совершенно восстановлено. [Далее было: Я буду вас просить теперь, княжна, самым убедительнейшим образом, но я знаю и весь свет знает вашу доброту. ] Но — бог милостив, и я твердо уверен, что это случится в скором времени. Теперь к вам убедительнейшая просьба. Я знаю ваше сердце, вы не откажетесь, верно, быть в этом деле моею предстательницею. Мне тяжело смущать вас подобной докучной просьбой, и я бы желал, чтобы ясность души вашей не знала никаких забот совершенно. Вот главное дело. Вследствие полученных теперь мною разных известий в Париже мне будет нужна [Далее было: довольно значительная] сумма денег около 1500: полторы тысячи франков. Я не знаю, вышлет ли мне взаймы ее Валентини, хотя [Далее было: я у] он меня довольно знает, и я уверен, что [чтобы] если бы я, будучи в Риме, обратился лично к нему, он бы мне не отказал, но за глазами это вовсе другое дело. Приложите с вашей стороны просьбу к Кривцову, чтобы он переговорил об этом с Валентини и был бы моим поручителем в несомненности моего платежа. В ноябре месяце я сам вручу эти деньги Валентини, тем более, что ожидаемые мною в этом месяце деньги и без того придут к нему в руки, [Далее было: ибо] я через него получаю векселя мои. Чтобы Валентини написал к тому банкиру, которого он более знает и с кем в сношении он в Париже, выдать мне означенную сумму, а адрес его прислал бы мне в письме [адресуя мне] на имя известной вам Жозефины Турингер. Я беру все эти предосторожности, напуганный разными могущими случиться мошенничествами. Я к Кривцову прилагаю при этом записку, но я всё этим недоволен, не совершенно могу быть уверен. Душа моя будет тогда только покойна, когда вы приложите от себя вашу просьбу и напишете к нему строки две. Этим я вам буду сильно… но вы можете понимать без этих пошлых слов, как велика может теплиться в моем сердце к вам благодарность. Вы ее знаете или в противном случае вы мое сердце ставите в ряд обыкновенных сердец.

Весь желавший бы служить вам всею своею жизнью

Н. Гоголь.

Если бы Валентини мог мне прислать эти деньги в Париж сколько можно скорее!

Еще прошу вас покорнейше послать Кривцову адрес m-me Tyрингер, а также и мне, потому что я никак не отыщу своего.

Об успехе этого дела напишите мне маленькую записочку в Париж, и не буду ли я так счастлив, что вместе с этим получу какую-нибудь вашу порученность. Если вам случится время — два слова через Маринари о здоровьи княгини и вашем.

Следует при этом Кривцову письмо.

<Адрес:> alla sua eccellenza signora princepessina Repnin

a Castel à mare.

M. И. ГОГОЛЬ Ливорно. Август 28 <н. ст. 1838.>

Давно я не получал от вас писем, почтеннейшая маминька. Я еще до сих пор не в Риме и потому, что они и лежат там на почте, то я долго их не буду еще читать, по крайней мере целый месяц. В Риме теперь жить еще жарко, и мне притом хочется увидеть еще много невиданных мною городов и земель. Я тоже очень давно не получал писем от сестер из Петербурга. Я без них очень соскучил, они, может быть, так же без меня. Но всё зависит от бога, который всем располагает. Как только его милость прольется надо мною, то я увижу вновь вас и всех дорогих моему сердцу, с которыми я теперь в разлуке.

Напишите ко мне, когда будете писать, вообще о теперешнем состоянии нашего края, поправляется ли наша Полтавская губерния, и каков нынешний генерал-губернатор, и каковы доходы наших помещиков. Об этом я ничего не знаю, а хотел бы, между прочим, знать. Уведомьте, между прочим, о соседе нашем Васил<ии> Иванович<е> Черныше, который, без сомнения, очень чувствует свою потерю еще и не успел утешиться, уведомьте, как он живет теперь и каковы были распоряжения покойницы Татьяны Ивановны насчет ее детей, а также и его, и где теперь находятся Данилевские Иван и Елисей. Да и любезная сестра моя Мария Васильевна теперь совершенно затихла, эта смелая строительница весьма робких и миниатюрных прожектов. Поговоримте опять о нашей старине, расскажите мне об соседях — и кто из них приезжал к нам в церковь в воскресный день и потом, разумеется, обедал у нас, и в чем был одет, или одета, и — что говорил или говорила. Я не знаю, отчего мне теперь пришла фантазия знать об этом. Я даже вам не хочу больше на этот раз сообщать никаких чужеземных новостей и диковинок. О них расскажу вам после, впрочем, может быть, они уже надоели вам. Если будете писать к Андрею Андреевичу, поклонитесь ему от меня и скажите, что я всегда помню о нем. Он, точно, всегда был добр, и теперешний его поступок в отношении к вам насчет долга вполне доказывает доброту его души! Уведомьте меня о его здоровьи.

Прощайте, почтеннейшая маминька, до следующего раза! Обнимаю сестру и Колю.

Ваш признательный сын

Николай.

<Адрес:> à Pultava (Russie Méridionale)

Ее высокоблагородию Марии Ивановне Гоголь-Яновской.

В Полтаву, оттуда в д. Василевку.

В. Н. РЕПНИНОЙ Париж, 20 сентябр<я н. ст. 1838.>