Читаем Письма 1842-1845 годов полностью

Еще скажу слова два насчет недоверчивости моей. [недоверчивости моей к людям] Меня все обвиняют в недоверчивости, но точно ли это недоверчивость? Недоверчивость происходит от незнания людей и сердца человеческого. Боится человек людей оттого, что не знает. Но неужто во мне заметны признаки совершенного незнания людей и сердца? Но мои сочинения-то, [Далее зачеркнуто: как говорят] при всем несовершенстве, показывают, что в авторе есть некоторое познание природы человека. Это не простая наглядность, ты сам знаешь, что я во всей России [бывши в России] толкался немного с людьми, и что всегда почти не верен в том, где касался точных описаний местностей или нравов. Точно ли это недоверчивость? Ну что, если я таким же образом стану, в свою очередь, упрекать других в недоверчивости, зачем некоторые качества, слова и поступки неясные и сомнительные отнесены были скорее в худую, чем в хорошую сторону, разве это доверчивость? Зачем, признавши меня за оригинал-чудака, требовали от меня таких же действий, как и от других? [Далее начато: и как] Зачем, прежде чем вывесть о мне заключение вообще по двум или трем поступкам, судящий [никто] не усумнился и не сказал в себе так: я вижу в этом человеке вот какие признаки. В других эти признаки значат вот что; но этот человек не похож на других, самая жизнь его другая, при том этот человек скрытен. Бог весть, иногда искусные врачи ошибались, основываясь на тех самых признаках, и принимали одну болезнь за другую. Зачем же, даже не предавшись сомнению в себе, заключили твердо быть такой-то низости, такому-то свойству и такому-то качеству. Конечно, я буду не прав, если стану обвинять. Дело было не совсем бы так, если б я был прав. Друг, ну что если бы предположить, чтобы <нашелся> один такой страдалец, над которым обрушилась такая странность, что всё, что ни сделает и ни скажет, принимается в превратном значении, что все, почти до одного, в нем усумнились, и закружился пред ним целый вихорь недоразумений, и положим, что он видит [Далее начато: А если бы душа исстрадала и изныла, видя] всё, что происходит. Если бы вместо меня попался другой с душой, более нежной, еще не окрепшей и не умеющей переносить горя, и видел бы он всё, что происходит в сердцах друзей его и ближних к нему, [Далее начато: и не в силах] и вся душа его исстрадала и изныла бы и чувствовала бы в то время, что он не может произнести и слова в свое оправдание, подобясь находящемуся в летаргии. [подобясь тому а. который, находясь в летаргии, слышит и видит, что его приняли за умершего и зарывают живого в землю, и он не в силах пошевелить ни одним составом. б. которого зарывают живого в могилу, который видит всё эго и не может даже знать, что он жив. Далее начато: а. Друг, не будем поспешны в заключениях о характере и душе человека из его поступков б. Еще скажу тебе в заключение одно мнение. Друг мой, будем более смиренны относительно узнания человека]

Наконец по поводу всего скажу одно мнение. Будем [Будем относитель<но>] несколько смиренны относительно заключений о человеке, о каком бы то ни было [Далее было: Не станем выводить из некоторых <поступков> заключений о всей душе его] характере и о душе чело[века]. Выскажем ему всё, что [Выскажем всё, что] ни есть в нем дурного, это будет ему нужно, но удержимся утвердить о нем мнение, пока не узнали излучин его души или пока не услышали его душевной истории. Мы все вообще слишком строги к тому человеку, в котором нам что-нибудь не понравилось, и, узнавши в нем два-три качества, [Далее начато: глав<ных>] не хотим и узнать других, [В подлиннике: от других] от этого теперь человеку становится чем далее, <тем> труднее среди своих собратий. [Эта фраза в подлиннике перечеркнута тремя вертикальными линиями. ]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Учебник выживания снайпера
Учебник выживания снайпера

Как снайперу выжить и победить на поле боя? В чем секрет подготовки элитного стрелка? Какое оружие, какие навыки необходимы, чтобы исполнить заветы А.С. Суворова и защитников Сталинграда: «Стреляй редко, но метко!»; «Снайпер – это охотник. Противник – зверь. Выследи его и вымани под выстрел. Враг коварен – будь хитрее его. Он вынослив – будь упорнее его. Твоя профессия – это искусство. Ты можешь то, чего не могут другие. За тобой – Россия. Ты победишь, потому что ты обязан победить!».Эта книга не только глубокое исследование снайперского дела на протяжении двух столетий, в обеих мировых войнах, многочисленных локальных конфликтах и тайных операциях спецслужб, но и энциклопедия снайперских винтовок военного, полицейского и специального назначения, а также боеприпасов к ним и оптических прицелов. Как сами снайперы являются элитой вооруженных сил, так и снайперские винтовки – «высшая лига» стрелковых вооружений. Насколько снайперская подготовка превосходит обычный «курс молодого бойца», настолько и снайперское оружие дороже, сложнее и взыскательнее массовых моделей. В этой книге вы найдете исчерпывающую информацию о вооружении и обучении стрелков, их тактике и боевом применении, снайперских дуэлях и контрснайперской борьбе, о прошлом, настоящем и будущем главного из воинских искусств.

Алексей Ардашев , Алексей Николаевич Ардашев , Семен Леонидович Федосеев , Семён Леонидович Федосеев

Детективы / Военное дело / Военная история / Прочая документальная литература / Словари и Энциклопедии / Cпецслужбы
XX век флота. Трагедия фатальных ошибок
XX век флота. Трагедия фатальных ошибок

Главная книга ведущего историка флота. Самый полемический и парадоксальный взгляд на развитие ВМС в XX веке. Опровержение самых расхожих «военно-морских» мифов – например, знаете ли вы, что вопреки рассказам очевидцев японцы в Цусимском сражении стреляли реже, чем русские, а наибольшие потери британскому флоту во время Фолклендской войны нанесли невзорвавшиеся бомбы и ракеты?Говорят, что генералы «всегда готовятся к прошедшей войне», но адмиралы в этом отношении ничуть не лучше – военно-морская тактика в XX столетии постоянно отставала от научно-технической революции. Хотя флот по праву считается самым высокотехнологичным видом вооруженных сил и развивался гораздо быстрее армии и даже авиации (именно моряки первыми начали использовать такие новинки, как скорострельные орудия, радары, ядерные силовые установки и многое другое), тактические взгляды адмиралов слишком часто оказывались покрыты плесенью, что приводило к трагическим последствиям. Большинство морских сражений XX века при ближайшем рассмотрении предстают трагикомедией вопиющей некомпетентности, непростительных промахов и нелепых просчетов. Но эта книга – больше чем простая «работа над ошибками» и анализ упущенных возможностей. Это не только урок истории, но еще и прогноз на будущее.

Александр Геннадьевич Больных

История / Военное дело, военная техника и вооружение / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное