Благодарю тебя много за обстоятельное и милое твое: письмо. От всей души поздравляю тебя с замужеством милой дочери и прошу также от меня передать ей поздравление. Рад, что здоровье твое укрепилось от холодного лечения. Я тоже имел от него пользу. Но нам всем, русским, нужно помнить и твердить себе беспрестанно: «Ничего не доводи до излишества!». В наши с тобой лета совершенно переламывать привычки и прежний обычай жизни опасно, а понемногу оставлять их, трезвиться телом и духом очень, недурно и даже непременно следует. Иначе потеряешь как раз равновесие между телом и духом. Я уже давно веду образ жизни регулярный или, лучше, необходимый слабому моему здоровью: занимаюсь только поутру, в одиннадцатом часу вечера уже в постеле. Стакан холодной воды натощак и ввечеру. Но большое употребл<ение> холодной воды и обливаний вредит, производя во мне слишком большую испарину. В Одессе полагаю пробыть до апреля. Приезд Жуковского в Москву, может быть, несколько изменит мой маршрут, и вместо весны придется, может, быть в Петербурге осенью. Впрочем, это еще впереди. Покуда будь здоров, не забывай меня. А мне хочется очень с тобой, по старине, запершись в кабинете, в виду книжных полок, на которых стоят друзья наши, уже ныне отшедшие, потолковать, и почитать, вспомнив старину. Но это не могло и не может <быть>, покуда не готово [покуда еще не делаю] то, о чем нужно говорить. Будет готово — разговоримся так, что и языка не уймем. Ведь старость болтлива, а мы, благодаря бога, уже у врат ее. Будь здоров.
Твой весь Н. Г.
Я писал тебе еще с Мурзакевичем, ехавшим отсюда [В подлиннике: отсюду] к вам. Если вздумается порадовать строчкой, адресуй к Шевыреву в Москву.
С. П. ШЕВЫРЕВУ
Одесса. [Февраль] 1851
От тебя давно нет известий, бесценный друг. Здоров ли ты? Уведоми хоть двумя строчками. Я писал к тебе с Мурзакевичем, получил ли ты это письмо? А между тем мне сгрустнулось по тебе и так хотелось бы взглянуть на тебя… В мае первых чисел или в середине его, если бог поможет, буду в Москве. Здешняя зима была еще довольно сносна, и голова моя была свежее, чем в Москве, будет о чем потолковать и что прочитать. Приступил ли ты к печатанью моих сочинений? Недавно мне попалось в руки Смир<дина> изд<ание> русских авторов, и я увидел, что шрифт [В подлиннике: штрифт] уж чересчур густ и уборист (что не годится для моих сочинений: книжки выдут очень тоненькие и притом читать трудно). Рамку можно взять такую же или хоть и больше, но строки непременно пореже и буквы крупнее. Если можно, такой величины, как напечатана твоя поездка, и бумагу нужно бы выбрать плотнее, так, чтобы строки не сквозили. Все эти обстоятельства так важны, что если, паче чаянья, уже несколько листов [книга] отпечатано, то можно их бросить и начать печатать снова. Уведоми также, во скольких типографиях печатается и около какого времени книга выдет.
Твой весь Н. Г.
Душевный поклон Софии Борисовне. Малюток поцелуй.
М. И., А. В., Е. В. и О. В. ГОГОЛЬ
Одесса. 1851. 4 марта