Письма (1857)

Сегодня, милый друг Юния Дмитриевна, мне вдруг подали три письма, от Вас, от Евгении Петровны и от Льховского, хотя письма были адресованы в Париж. Но я имел осторожность оставить на парижской почте свой адрес, и письма дошли верно. Спасибо Вам, моя душа, что Вы заботитесь о месте для меня в почтовой карете. Я совершенно буду доволен, если, по приезде в Варшаву, тотчас же найду место, потому что жить там долго не имею никакой охоты. Спасибо и за то, что побывали у m-me Яковлевой: не правда ли, что она любезная женщина, без всяких претензий, а просто милая и добрая? Без нее я бы пропал со скуки в Мариенбаде: я ей был рад, как старый знакомый, и мы исходили вместе все окрестности. Если увидите ее опять, скажите, что я не послушался и в Швейцарию не поехал, просто от лени, и что мне поскорей хочется на свой диван. Надоело развязываться, укладываться, торопиться, а любопытства ни малейшего нет: мне теперь всё равно, видеть что-нибудь или не видеть. Вы напрасно возлагаете надежды на то, что поездка за границу меня оживит, что я сброшу хандру, что буду всё писать, что писанье, дескать, — есть мое призвание и т. п. Что я написал давно бывший в голове роман — это еще не причина, чтоб я мог писать что-нибудь еще. С этим романом я жил еще в молодости, десять лет тому назад, иначе бы я не выдумал всего теперь, что там есть. Да и скажу прямо, без жеманства, что роман далеко не так хорош, как можно было ждать от меня, после прежних трудов. Он холоден, вял и сильно отзывается задачей. Может быть, если б я имел полгода свободы для выработки, так мог бы еще сделать получше, а теперь придется скомкать как-нибудь. Хандра едет со мной, да теперь уж это и не хандра, а старость: чего вы еще хотите? Какого оживления и расцветания? Ведь не жениться же мне еще? Хандра моя, брюзгливость теперь уже есть естественное последствие и результат лет и жизни.

Теперь Вы, вероятно, получили мое письмо из Парижа: пожалуй, не отвечайте на него или отвечайте в Варшаву, poste restante, хотя и это бесполезно, потому что я и без письма Вашего узнаю там, есть ли для меня место в почтовой карете. Меня вчера напугали, что мест трудно найти, и потому Маркелов очень обяжет меня, если устроит это. 28 или 29-го сентября я уже надеюсь быть в Варшаве, а может быть и раньше. Не знаю, удастся ли мне по крайней мере кончить здесь последнюю главу: здесь холода пошли и в комнате руки костенеют, оттого работать и неприятно. Я же простудил брюшко и приобрел насморк, оттого нахожусь в неприятном расположении духа. Жду здесь Никитенко с семейством; Тургенев тоже хотел приехать, да верно, обманет, потому что сам не знает, что завтра будет делать. Сейчас был у меня Загряжский: не знаю, помните ли Вы его? Он бывал у Майковых. Жена его умерла, с любовницей он расстался, а теперь увез у кого-то жену, нашел пьяного попа, который обвенчал его на ней, и вчера сидят себе в ложе, где я и наткнулся на него. Боюсь, не попросил бы денег взаймы: он мастер на это, да я тоже мастер и отказывать.

Вчера я отдал на почту письмо к Старику и к Старушке: там же писал немножко и к Евг[ении] Петр[овне] с Ник[олаем] Аполл[оновичем]. Хочу купить Николаю Аполл[оновичу] отличный снимок фотографический с рафаэлевой Мадонны, да, кажется, он не любит ее, тогда возьму себе. Я от нее без ума: думал, что во второй раз увижу равнодушно: нет — это говорящая картина, и не картина; это что-то живое и страшное. Всё прочее бледно и мертво перед ней.

Прощайте, до свидания: где-то Вы теперь живете: ужели всё в прежней, темной улице, в которой осенью мне опять трудно будет, с моей слепотой, ходить по тротуару? Где Старик живет: не худо, если б он захаживал на рынок и приценялся к потрохам? Кланяйтесь Алекс[андру] Павл[овичу]. Поцелуйте Гульку и напомните обо мне всем и каждому.

Ваш Гончаров.

А. Н. МАЙКОВУ 1 ноября 1857 г. Петербург

1 ноября.

Я сделал что мог, любезнейший Аполлон Николаевич, и стихотворение Ваше, вероятно, будет возвращено Вам в его надлежащем, то есть в своем, виде прямо от ценсора, которому взял передать его г-н председатель Ценсурн[ого] комитета.

Кланяюсь дружески Вам и Анне Ивановне.

Ваш И. Гончаров.

А. В. НИКИТЕНКО 8 ноября 1857. Петербург

Милостивый государь

Александр Васильевич.

В ответ на записку Вашего Превосходительства от 4 сего ноября, в которой Вы изволите приглашать меня в заседание комитета, назначенного для разбора драматических сочинений, честь имею довести до Вашего сведения, что, по увеличившимся служебным занятиям, я, к крайнему сожалению моему, нахожусь в необходимости отказаться на нынешний год от участия в заседаниях означенного комитета.

Покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять уверение в истинном моем почтении и преданности.

И. Гончаров.

8 ноября

1857.

Е. Ф. КОРШУ 25 ноября 1857. Петербург

25 ноября 1857.

Любезнейший Евгений Федорович.