Письма (1866)

Но попытайтесь теперь уяснить себе: каковы перспективы, которые открываются предо мной. Мы живем в одной комнате, которая, правда далеко не плоха и просторна, у добрых старых хозяек. Но эта комната становится уже слишком холодной: нет никаких возможностей ее отапливать; не представляю себе, что будет зимой. Ведь зимой, в конце февраля (по новому стилю), жена должна родить. Вообразите, что всё будет происходить в одной комнате: роды, доктор, швейцарская нянька и мой роман. Были бы у меня деньги, я бы снял дополнительно за 20 франков соседнюю комнату, из которой выехали жильцы и которая сейчас свободна. Но что будет, если я не получу ответа от Каткова. А если и получу, что такое 100 рублей в месяц? На пять предстоящих месяцев мне надо самое малое 150 рублей в месяц.

В довершение всего еще один вопрос: я настолько был поглощен всё последнее время планом и идеей романа, что в течение нескольких месяцев только и был этой идеей занят. Наконец роман продуман, тщательно разработан. Вопрос упростился. Не должно быть ошибок ни в разработке, ни в исполнении. Сроку для высылки романа у меня ровно месяц, и это последний срок. Как можно окончить в месяц такую работу (то есть первую часть, которая будет насчитывать самое малое шесть печатных листов)? И больше всего меня мучает, что я отдаю себе отчет, ясно вижу, что если бы я располагал достаточным временем (или по крайней мере равным временем и на исполнение, и на разработку), это бы вполне удалось.

Кроме того, я опасаюсь припадков падучей. Вначале в Женеве у меня приступы были почти каждую неделю. Климат отвратительный. С гор дуют порывы ледяного ветра, погода меняется три-четыре раза на дню. Но вот уже около месяца у меня нет припадков. Боюсь, что сейчас, когда я собираюсь начать изо всех сил работать, болезнь настигнет меня и поразит.

Ах, друг мой Степан Дмитриевич, падучая в конце концов унесет меня! Моя звезда гаснет, - я это чувствую. Память моя совершенно помрачена (совершенно!). Я не узнаю более лиц людей, забываю то, что прочел вчера, я боюсь сойти с ума или впасть в идиотизм. Воображение захлестывает, работает беспорядочно; по ночам меня одолевают кошмары. Но хватит об этом!

Довольно о себе. Следующий раз буду больше говорить на другие темы. Я собирался обсудить с Вами вопрос о Швейцарии. Но хватит, может быть, так будет лучше. Аня крепко, крепко жмет Вашу руку. Я обнимаю Вас, мой друг, и не забывайте, что я всегда искренне преданный Вам

Д<остоевский>

1868

331. А. П. и В. M. ИВАНОВЫМ 1 (13) января 1868. Женева

Женева 1(13) января/1868.

Дорогие и милые Александр Павлович и Вера Михайловна,

Прежде всего обнимаю вас и поздравляю с Новым годом и, уж конечно, желаю от искреннего сердца всего самого лучшего и успешного! Вчера Анна Григорьевна приготовила мне сюрпризом 1/4 бутылки шампанского и ровно в 10 1/2 часов вечера, (1) когда в Москве уже 12 часов, поставила на стол, на котором мы пили чай; и мы чокнулись вдвоем, уединенно, одни-одинехоньки, и выпили за всех нам милых и дорогих. А кто же милее и дороже мне (да и Анне Григорьевне, кроме своих), - как не вы и ваше семейство? Кроме вас Федя и его семейство и Паша - вот и все те, которыми я дорожу и которых крепко люблю на всем свете.

Оба письма ваши я получил, и теперешнее и ноябрьское, и простите, что не отвечал. Я вас не меньше любил и не меньше о вас думал и помнил; но я был всё это время в таком напряжении и неудовлетворенном состоянии, что всё откладывал ответ до лучшего часу, а в самое последнее время решительно ни часу (буквально) не оказалось свободного. Всё это время я работал, писал, браковал, рвал написанное и наконец-то, в самом конце декабря, мог послать в "Русский вестник" первую часть моего романа. Им же нужно для январского номера, так что я даже боюсь, не опоздал ли? А для меня в этой работе почти всё теперь заключается, - всё обеспечение, хлеб насущный и вся моя будущность. Я забрал в "Русском вестнике" неимоверно много: до 4500 руб., да вексельного долга в Петербурге осталось minimum на 3000 р., да самому просуществовать надо, да еще в какое время! И потому на романе совокупились все мои надежды; работать предстоит теперь месяца 4, почти не сходя со стула. Запоздал я так, потому что забраковал почти всю прежнюю работу. За роман, по оценке "Русского вестника", будет в 6000 р. или около. Но 4500 р. взято, значит, останется мне все-таки 1500. Да если он будет хорош, то я продам к сентябрю 2-е издание тысячи за три (по всегдашнему прежнему примеру). Значит, и сам проживу, и тысячи полторы вексельного долгу уплачу, и в Россию ворочусь к сентябрю этого года. Итак, вот что значит для меня теперь моя работа. Вся будущность и всё настоящее в ней; да, кроме того, если роман будет удовлетворителен, я, в сентябре же, всегда найду кредиту в "Русском" же "вестнике" вперед. Теперь же опишу Вам, как мы жили и вообще наше положение.