Письма 1886-1917

Нет ли поблизости сада?… Там все-таки свободнее дышать! Ушков. Это недалеко! У него должен быть хороший сад, а его самого, вероятно, нет в Москве. Наш московский сад, конечно, в Вашем распоряжении, но, увы, — это далеко… Я и жена очень счастливы, что Любимовка Вам понравилась. Мечтая о Вашем скором переезде туда, жена пишет Вам обстоятельное письмо. Быть может, ей удастся лучше меня убедить Вас распоряжаться домом и Любимовкой по Вашему усмотрению. Если б мы почувствовали, что Вы не церемонитесь и хозяйничаете, как у себя дома, — мы бы были спокойны и счастливы. Теперь приходится забыть о Франценсбаде и мечтать о том, чтоб Ольга Леонардовна скорее переехала в Любимовку. Если тамошний воздух восстановит ее — мы будем горды. Вы могли бы поместиться с ней и не мешать друг другу. Она — внизу, в нашей спальне. Это во всяком случае, так как наверх ей ходить нельзя. Наверху поместитесь Вы (если только Вы любите жару). Взобравшись наверх, Вам никто не будет мешать. Прикажите Егору в разных уединенных уголках сада и парка поставить столы и стулья. Со свойственной ему привычкой он будет говорить, что это очень трудно сделать… что нет столов… Но вы настойте, потому что столы есть, и это не трудно. Во время Вашего пребывания я больше всего боюсь Егора. У него плохая школа и много пафоса. Если он задекламирует, гоните его и позовите Дуняшу, горничную, она поосновательнее. Словом, я жду, как праздника, того времени, когда не Вы, а сама Ольга Леонардовна напишет мне, что Вы водворились в Любимовке и чувствуете себя как дома ¹. Мы посылаем распоряжение, чтоб прислуга сейчас же убирала и переезжала на дачу. Они с нет терпением ждут этого письма, так как сами рвутся на чистый воздух. Когда дом будет готов (а может, Егор приготовил его уже теперь), хорошо бы, если бы не только Вы, но и милый Александр Леонидович ² наезжали туда отдыхать от Москвы, пока дело с Ольгой Леонардовной не наладилось совсем. Я не пишу ему об этом и предоставляю Вам передать ему приглашение потому, что боюсь, как бы он не испортил Вам одиночества в Любимовке. Какая операция предстоит еще? С нетерпением ждем ответа на посланную Вишневскому телеграмму. Бог даст, получим лучшие известия. Утешаю себя мыслью, что теперь все наладится в Москве, и операция не понадобится. Крепко жму Вашу руку и мысленно целую ручку Ольге Леонардовне. От всего сердца ее жалею. Жена, дети и мадемуазель Ernestine шлют свой привет.

Любящий Вас и преданный

К. Алексеев

136*. О. Л. Книппер-Чеховой

Понедельник

Июнь 1902

Франценсбад

Наконец, милая Ольга Леонардовна, после томительного ожидания мы получили ответную телеграмму от Вишневского, а за телеграммой пришло успокоительное его письмо. Сегодня мы вздохнули спокойно и опять мечтаем о Вашем приезде во Франценсбад. Если бы только в нас была уверенность, что Вы воспользуетесь хорошим поворотом болезни. Помните о трех днях, которые я Вам рекомендую. Если и на этот раз Вы окажетесь малодушной, я решительно меняю о Вас мнение, а как хотите, мнение режиссера что-нибудь да значит. Так, например, я буду убежден, что Вы не способны ни на какие подвиги, а знаете, чем это грозит? — Ни одной драматической роли!! Вот Вы и будете играть старушек. Да наконец, при том здоровье, которое Вы себе наживете, нельзя и рассчитывать на большее; тогда проститесь с Анной Map и учите Фокерат, а в «Дяде Ване» — няню, а уж от Занковской Вам тогда никак не отказаться ¹. Тогда у Вас отлично выйдет ее легкомыслие. Нет, с режиссером не шутите! Ну вот теперь я успокоился, так как мне удалось нарисовать такую мрачную картину будущего, что Вы не задумаетесь быть благоразумнее в настоящем. Жена одновременно со мной пишет Вам письмо о Вашем предполагаемом переезде в Любимовку.