Письма 1886-1917

Да, теперь я понял, что значит долго сидеть в глуши без писем. Возвращается лошадь со станции, приносят письма, выкрикивают имена и фамилии, — вот последнее письмо, и оно… не мне. Такое волнение я испытывал только в гимназии, когда читали список учеников, переходящих в другой класс. Сегодня наконец я испытал приятное волнение, подобно ученику, выдержавшему экзамен… Я получил Ваше письмо, прочел его уже раз пять. Оно вернуло меня к недавней жизни, и я опять почувствовал себя среди вас. Очень, очень благодарен Вам за каждую написанную строчку. Говорят, завтра будет оказия, отвечаю на каждый пункт Вашего письма немедленно. Кстати: оказии здесь один, много два раза в неделю.

Итак, Пушкино опустело!.. ¹ Отчасти я рад… пусть актеры разбредутся по Москве. Будет меньше ссор и пересудов. Передайте Москвину, что я сердечно за него радуюсь и благодарен Вашему чутью, угадавшему настоящего исполнителя для этой роли, и Вашей работе, создавшей нам, бог даст, будущую знаменитость нашего театра ². Как бы хорошо, если бы Вы поскорее принялись с Москвиным за последний акт, боюсь, что к моему возвращению (самое горячее время) он не сживется с ролью, а тогда трудно будет найти время, чтобы работать с ним. Радуюсь и за Волохову… Мария Александровна ленива и, обыкновенно, показывает себя на генеральной репетиции. Вот почему бывают и промахи. Неужели Раевская начинает дышать!.. Ах, уж этот мне Ланской ³!.. Боюсь я за него… Женится, пойдут дети, пожалуй, не хватит денег на костюмы, тогда он погиб… Если его свадьба официальная, поздравьте его от меня и пожелайте всего лучшего.

Вишневский… уж не актер ли он с сюрпризами… Раз на раз не приходится! Ведь это опасная манера игры… по вдохновению. Присмотритесь: нет ли у него того же, что у Дарского. Последний, когда он в духе и старается играть — выходит гадко, и наоборот. Может быть, Вишневский слишком старается — это свойство я заметил у него в «Шейлоке»… Не имея известий, я уже начал учить Шейлока. Теперь бросаю… Как актер очень жалею об этом, как отец многочисленного семейства — радуюсь. Радуюсь и за Дарского. Искренно жалею его, но о чем же он думал раньше? Я его предупреждал после первой считки, чтобы он оваций от первого сезона не ждал бы. Он мне клялся, что он их и не ищет. Как его утешить?… Трудно, если он просто актер-карьерист, и очень легко, если он артист. Четырнадцать лет он создавал карьеру. Это очень громко, но ошибочно! Четырнадцать лет он заблуждался и портил свой талант… Пора и опомниться. Он теперь дошел до геркулесовых столпов, дальше итти некуда. Весь его драматизм и вся четырнадцатилетняя техника вылились в букву Р и во все шипящие и свистящие согласные. Не сочинять же новые буквы для его дальнейшего усовершенствования. Я себя гениальным режиссером, конечно, не признаю, но, если он мне хоть немного верит, скажите ему, что его спасение — в нашем деле. Его спасение в том, что он сорок раз плохо сыграет Андрея Шуйского, что на этих тридцати разах он прислушается к человеческому тону и забудет свои животные звуки. Пусть он поверит нам, что тот Рубикон, через который мы его хотим перевезти на своих плечах, не так страшен. Пусть он только не сопротивляется. Напомните ему мои слова: Москва — странный город; кто сразу одержит здесь победу (если я не ошибаюсь, Вы мне это говорили), тот удержится недолго. Надо в Москве начать с небольшого и завоевывать публику постепенно. Пусть Дарский отвыкнет от некоторых своих недостатков, и ему откроется ряд ролей. Он энергичен и умеет работать. Он успеет в этом скоро, только бы сознал необходимость. Я еще раз без всякого колебания утверждаю: три, пять провинциальных сезонов… и Дарский будет невыносимее и комичнее Петрова. Через три года ему начнут шикать, а через пять лет он принужден будет уйти со сцены. Тогда он будет неисправим, а теперь, может быть, он встанет на рельсы. Нельзя ли ему намекнуть еще [на] одну вещь: режиссер только тогда может приносить пользу актеру, когда он уверен, что его работа не пропадет даром. Если Дарский себя поставит у нас так, что мы на каждом шагу будем ожидать его ухода, едва ли это придаст нам много энергии и охоты давать ему хорошие роли и портить на репетициях с ним свои нервы. Как бы он не охладил нас к себе, как это сделала Шидловская, под влиянием которой он, кажется, находится. Однако довольно о нем. Я так распространился о Дарском потому, что вхожу в его положение и искренно его жалею. Думаю, что все, что мы делаем, — это для его пользы.