Письма

1. У меня два ключа № 77. Ты получила один?

2. Надо как можно быстрее отправить необходимое количество картошки, овощей, фруктов и т. п. в Шлухзее. Возьми из запасов Оберзальцберга и отвези в Шлухзее. Пожалуйста, немедленно переговори об этом с герром Вейнгартом.

3. Здесь фрау Юнг, фройлейн Шредер, Вульф и Христиан[75]. Но насколько я знаю, ничего не замышляется.

4. Я вижу их крайне редко, поскольку, как правило, завтракаю в своей комнате. Сегодня совещание по ситуации началось в 1.15 и закончилось в 5 часов.

Ночные совещания по ситуации начинаются в полночь и в последнее время длятся по два-три часа. Они сопровождаются непременным чаепитием, на которых я редко присутствую, поскольку у меня всегда много работы! Обычно я разбираю почту и провожу совещания по утрам, поэтому предпочитаю по окончании работы сразу ложиться в постель.

Всегда твой М.

Пожалуйста, передай пакет фройлейн Зильберхорн, адрес на обороте!

* * *

Мартин Борман Герде Борман

Ставка фюрера

28.08.1944

Моя любимая женушка.

У меня небольшое затишье, и я воспользовался им, чтобы написать тебе письмо. Я уже говорил тебе, что вчера утром умер герр Дрисен[76].

Вчера мы получили сообщение, что днем раньше пропал Вюнше, который командовал полком танкового корпуса «Лейбштандарт». Или он получил тяжелые ранения и был взят в плен британцами, или убит. Будем надеяться, что попал в плен.

Эти дни приносят только плохие новости, но фюрер держится отлично.

Прошлой ночью с 1.30 до 2.15 я был на докладе у фюрера. Затем, почти до трех, работал. Сегодня я должен был сообщить от имени фюрера герру Хевелу[77], что он должен два месяца находиться в отпуске до окончательного выздоровления.

Случилось так, что все те, кто получил только легкие ранения 20 июля и продолжали работать, в конечном итоге вышли из строя. Например, Белов. Он пролежал в кровати четыре недели, вернулся к работе и опять ушел в длительный отпуск по здоровью.

Я уже объяснял тебе, что есть вещи, которые ты не можешь внушить детям с помощью газет и средств массовой информации. Например, никогда не играйте со спичками и огнем! Не касайтесь снарядов и взрывчатых вещества! Если кто-то захочет поиграть с гильзами и т. п., тут же пускайтесь наутек! Постоянно происходят случаи с детьми, которые участвуют в подобных «играх», из любопытства или чувства ложной гордости, чтобы не оказаться так называемым «рыжим», и их разрывает на куски.

Никогда не прыгайте в воду разгоряченными!

Никогда не ходите по рельсам!

Никогда не разговаривайте с незнакомцами, которые предлагают конфеты! Если незнакомец зовет детей пойти вместе с ним, тут же поднимать крик и ни при каких обстоятельствах не идти с ним и не садиться к нему в машину! Не бросать мяч и не стрелять из рогатки, если поблизости находятся люди!

Я очень хочу поскорее приехать к тебе, отдохнуть и расслабиться, но совесть не позволяет мне этого.

Думаю, что фюреру опять необходимо выступить перед народом, чтобы поддержать тех, кто упал духом. Никто другой не сможет сделать это лучше фюрера! Он пообещал мне, что выступит, и поэтому я не могу уехать до тех пор, пока полностью не улажу этот вопрос. Кроме того, Бакке и Рейнеке[78] должны встретиться с фюрером в моем присутствии.

Ну а теперь пора возвращаться к работе. Восхитительная моя, продолжай любить своего старого, но трудолюбивого

М.

* * *

Герда Борман Мартину Борману

28.08.1944

...Вчера дети вернулись с купания в большом волнении. Они встретили Эфи с друзьями, и Цехмайстер перевез их на лодке Эфи через озеро. Вероятно, Эфи была с ними очень приветлива и сказала, что они должны называть ее не фройлейн Браун, а просто Ева. Детям не пришлось по вкусу это предложение. Они считают, что это не правильно.

Сегодня родители Эфи возвращаются в Траунштайн, а Линдерсы и Фишингерсы еще остаются. Эфи очень надеется, что сможет работать с Хоффманом[79] в Мюнхене или в Рейхенхолле, но пока еще ничего не решено...

* * *

Мартин Борман Герде Борман

Ставка фюрера

29.08.1944

Моя любимая жена.

Вечером с 1.30 до 1.45 писал отчет, затем до 2.30 диктовал, потом я пошел на традиционное чаепитие, поскольку на нем присутствовал гаулейтер Форстер[80], и оно продолжалось до 3.35. После чая я написал короткое сообщение, задиктовал его и в 5 утра лег спать!

Не удивляйся, что твой муж стареет. На войне год засчитывается за два, а с учетом напряжения, в котором мы постоянно находимся, можно, по крайней мере, засчитывать каждый год за четыре!

Сегодня здесь был Штарке с двумя представителями сети железных дорог рейха. Они представляли новый вагон. Это не что иное, как чудо техники, кроме того, он очень удобный и сделан со вкусом. Чего только в нем нет! Среди прочего, около 25 километров телеграфных, телефонных и электрических кабелей, три телеграфных аппарата, в каждом купе «местный» телефон и т. д. и т. п.