Письма

Надеюсь, твои каникулы будут благотворны!

Эмилю Штайгеру

[начало января 1944]

Глубокоуважаемый господин профессор!

Ваше милое письмо доставило мне истинную радость. После того как моя книга прошла через первое, неприятное соприкосновение с публикой, через обсуждение авторами литературных отделов, где единственным серьезным был голос профессора Фези, понемногу начинается ее воздействие на тех читателей, которым она предназначена, и пока прекраснейшим знаком этого воздействия было Ваше письмо. Оно принесло мне такой прекрасный и богатый отклик, что я сегодня, несмотря на ужасное самочувствие, испытываю полное удовольствие.

Собственно, ни об утопии (в смысле какой-то догматической программы), ни о пророчестве я, работая над этой книгой, не думал, я пытался изобразить то, что считаю одной из настоящих и законных идей и осуществление чего можно почувствовать на многих моментах мировой истории. Что я при этом не сбился на что-то невозможное, сверхчеловеческое и театральное, свидетельствует, к моей радости, Ваше письмо. Много духов окружало меня во время работы над этой книгой – собственно, все духи, которые воспитали меня, и среди них есть такие человечно-простые, настолько далекие от всякой патетики и мистификации, как духи китайских мудрецов, исторических и легендарных.

Так же как Ваше суждение о бодрости и простоте в манере моей книги, меня радуют Ваши слова о ее смысле и возможном воздействии. Смысл ее кратко выражен в предпосланном книге эпиграфе и примерно таков: заклинание идеи, показ ее осуществления есть уже шажок к этому осуществлению (paululum appropinquant[2]). И тут Ваш отзыв служит мне подтверждением.

Благодаря Вас за радость, которую Вы мне доставили, должен сказать Вам также, что знаю Вас по ряду Ваших работ, например в «Тривиуме», и Вы мне приятны. У меня часто бывало такое чувство: вот работают люди, которым важно именно то, что я имею в виду.

Рад был бы когда-нибудь увидеть Вас. Поскольку я уже недостаточно подвижен, чтобы делать визиты, может быть, Вам удастся, будучи в наших местах, навестить нас, меня и мою жену, которая тоже знает толк в этих делах.

Рудольфу Якобу Хумму

3.1.1944

Дорогой господин Хумм!

[…] Хотя мы и не виделись, между Вами и мной произошло кое-что, о чем я должен сегодня сказать. Сперва появилась Ваша статья в «Аннабелле». Я немного покачал головой по поводу ее изрядных бестактностей, но и посмеялся над ними и на том успокоился. Я-то успокоился, но не успокоились многие мои друзья, иные из которых устно и в письмах прямо-таки возмущались Вашим репортажем. Порядка ради надо сказать, что среди этих резко осуждающих и возмущенных голосов был и другой, который горячо брал Вас под защиту и всячески отстаивал Вашу статью. Это был мой сын Хайнер.

Такова была история с «Аннабеллой». В конце концов помирились на том, что повод слишком мелок, чтобы палить из пушек, и что длительное сотрудничество в таких изданиях, как «Вельтвохе» и «Аннабелла», не может сделать лучше даже такого опрятного человека, как Хумм.

Но вот появилось еще кое-что, появилась Ваша рецензия на мою книгу в «Вельтвохе». Я случайно прочел ее в баденской гостинице, и меня удивило уже то, что ни Вы, ни редакция не подумали послать мне эту рецензию, я вполне мог бы и вообще не увидеть ее. Поскольку Ваша рецензия отнюдь не приняла мою книгу всерьез и не поняла ее, я подумал, что Вы устыдились своей статьи и потому решили не посылать мне ее.

Но вот снова, устно и в письмах, люди стали высказываться примерно так: если Хумм, будучи шутником и критиком «Вельтвохе», хочет посмеяться над Гессе и его книгами, никто не может Хумму этого запретить. Но если тот же Хумм в другом месте ссылается на то, что он друг Гессе и хорошо его знает, дело становится все-таки нечистым.

Я не могу не согласиться в этом с моими друзьями. Что Вы мою книгу читали плохо и не поняли, это меня не трогает. «Национальцайтунг» высказалась о ней глупее и хуже, чем Вы. Но что Вы так сверху вниз, без понимания, смотрите на нечто столь важное и священное для меня, как эта книга, что Вы так пренебрежительно похлопываете меня за нее по плечу, это все-таки ошеломило меня.

Век живи, век учись, друзья тоже всегда могут ошеломить. Но если бы мне можно было чего-то пожелать себе на Новый год, то я пожелал бы, чтобы Вы больше ничего обо мне не писали. Мне было довольно противно писать Вам это. Но теперь уж это написано.

Петеру Вайсу

29.1.1944

Дорогой господин Вайс!

Приятно было снова услышать о Вас, и в общем такие отрадные новости!

Дом, сад, лес и площадка для игры в бочча – без особых перемен. Зато ни славного Льва, ни сиамцев уже нет. Год прожил у нас сынок Льва и маленькой сиамки, по кличке Карлик, очень милое и красивое животное, но прошлым летом он издох от воспаления легких.