Письма

В последние дни ожидания я пребываю в растерянности, ибо как раз тогда, когда я узнал, что именно вы столь щедро помогали и помогаете мне, вы написали, что последний раздел — СИРЕНЫ — который я послал вам, показался вам в какой-то мере многословным и слабым. Получив ваше письмо, я несколько раз перечитал этот раздел. Я писал его пять месяцев, и всегда, когда я заканчиваю целый раздел, я впадаю в полную апатию, из которой, как кажется, ни мне, ни этой чертовой книге вряд ли выбраться. Эзра Паунд ответил мне довольно быстро и неодобрительно, но его неодобрение представляется мне необоснованным в силу специфических интересов всей его замечательной и полной энергии жизни художника. Господин Брок также обратился ко мне с просьбой объяснить метод (или методы) безумия, но эти методы столь многогранны, изменчивы от часа к часу, от эпизода к эпизоду, что даже при всем моем уважении к его критическому долготерпению, я вряд ли попытаюсь ответить… Если уж Сирены оказались несостоятельными, то я почти не надеюсь на одобрение Циклопов и последующего раздела Цирцея; более того, я не в состоянии написать эти разделы быстро. Составные части сливаются в единое целое лишь после того, как притрутся друг к другу. Смею сознаться, что это предельно скучная книга, но в то же время никакой иной книги ныне я написать не могу.

В течение двух лет, пока я получал подарки от вас, у меня было предчувствие (как оказалось сейчас — ложное), что каждый раздел книги будет встречен вами, столь великодушно помогающей мне, с сочувствием… Стоит мне упомянуть или ввести какой-либо персонаж, я тотчас слышу о его или ее смерти, отъезде или несчастье: и каждый последующий эпизод, относящийся к той или иной сфере культуры (риторике, музыке или диалектике) оставляет за собой выжженное поле. С тех пор, как я закончил Сирен, я не способен слушать никакую музыку.

Я пытаюсь выразить мою благодарность вам, но у меня не получается. Именно вы в свое время обратили "внимание" публики на мою книгу "Портрет художника в юности", и потому я буду весьма благодарен, если вы примете от меня рукопись этой книги…

Ваша помощь щедра и постоянна. Я хотел бы быть достоин ее как поэт или как человек. Все, что я могу — это лишь благодарить вас.

Искренне, искренне Ваш Джеймс Джойс

Эзре Паунду

5 июня 1920 года виа Санита 2, Триест

Дорогой Паунд! Я отправился сегодня на вокзал, чтобы выехать утром в 7.30. По прибытии туда я узнал, что накануне столкнулись два пассажирских поезда… К счастью, меня там не было. Я намерен отправиться этим маршрутом в Англию и Ирландию как можно быстрее, однако ныне обстоятельства для этого не представляются благоприятными…

Причины для моей поездки на север таковы. Мне необходим длинный отпуск (я не имею в виду прервать работу над УЛИССОМ, скорее, найти спокойное место, чтобы завершить книгу). Даже ничего не говоря о городе, положение мое в последние семь месяцев было весьма неприятным. В квартире вместе со мной живут еще одиннадцать человек, и мне не достает времени и покоя, чтобы написать намеченные две главы. Вторая причина: одежда. У меня ее нет, и я не могу ее купить. У других, моих домочадцев еще есть приличная одежда, купленная в Швейцарии. Я ношу ботинки моего сына — они на два размера больше, и его поношенный костюм, который узок мне в плечах… С тех пор, как я приехал сюда, я едва ли вымолвил сто слов. Большую часть времени я провожу, растянувшись сразу на двух кроватях, окруженных горами страниц… Третье: два моих сына со времени приезда сюда не спят в кровати… Надеюсь, госпожа Паунд чувствует себя хорошо. Дайте мне знать без промедлений, получили ли вы рукопись главы.

С сожалениями и пожеланиями, искренне Ваш

Джеймс Джойс

P.S. Это очень поэтическое послание. Только не подумайте, что это деликатно сформулированная просьба прислать мне поношенную одежду. Послание следует читать вечером, размеренно, под плеск озера.

Уильяму Батлеру Йитсу

5 октября 1932 года Отель Метрополь, Ницца

Дорогой Йитс! Большое спасибо за письмо и за добрые слова. Уже тридцать лет прошло с тех пор, как вы впервые протянули мне руку помощи. Пожалуйста, передайте также мою благодарность Бернарду Шоу, с которым я никогда не встречался.

Я надеюсь, Академия Ирландской словесности, которую вы вдвоем создаете, с успехом достигнет своих целей. Я же, как и прежде и, как, по-видимому, в будущем, не вижу причин для упоминания моего имени в связи с Академией; я со всей ясностью осознаю, что у меня нет никаких прав выставлять себя в качестве кандидата.

Возвращаю вам с благодарностью Устав Академии, Надеюсь, вы в добром здравии. Что касается меня, то я вынужден наезжать в Цюрих каждые три месяца из-за болезни глаз. Все же я работаю со всей энергией.

Искренне Ваш

Джеймс Джойс