Читаем Письма полностью

Спасибо за милое письмо. Сейчас кончаю Вам «Приключение в Константинополе», которое на 3/5 то, чего Вы именно хотите. Вслед за ним кончу новый рассказ в роде моего «Ироидина» и «Страшной ночи». Хотелось и самому отдохнуть ото всех этих кошмарных пугал. У Вас еще мой рассказ. Я не помню, как его назвал. Сначала он у меня был «hanson triste», а потом я его кажется окрестил «Песней печали». Если он не подходит, верните его мне. Он больше для «Эхо» еженедельного, но с Оречкиным[9] трудно вести дело. Он все жмется и ежится и у него никогда нет денег, а теперь из Праги столковываться с ним и того труднее. Да и в литературных вкусах мы с ним, кажется, не сходимся. Теперь о приглашении намеченных Вами лиц. Чириков[10] здесь и его увижу завтра. Вероятно с ним слажу. Потапенко[11] благополучно пребывает в России. А где Григорий Петров один Аллах знает, да и тот никому не скажет. Последнее письмо от него было из Югославии из Нового Сада. Но оттуда он выехал[12]. Из молодых талантливых людей здесь есть Гришин[13]. Если благословите, возьму у него что-нибудь. Здесь поэт Ходасевич[14] и молодой Амфитеатров[15]. Нужны ли они. Теперь Прага заменила Берлин в качестве русского центра. Если надобен корреспондент отсюда — рекомендую Бельговского — знающий, способный и хорошо поставленный здесь журналист[16]. Нужен ли?

Аверченко напугал было всех. Совсем сошелся с Бенони[17] и тот похвалялся печатно постоянным и исключительным сотрудничеством. Но румыны никак Аркадия Сергеевича переварить не могли, вспоминая его прошлое во время войны отношение к ним, и, говорят, что он благополучно возвращается в Злату Прагу. С чем его от всей души поздравляю. Бенони перепугался новой газеты, которую в Кишиневе будут издавать, и потому улестил Аверченко оставаться в Букареште…

Крепко жму Вашу руку.

Ваш

Вас. Немирович-Данченко.

Budecska ul., c. 41 II u pani Visove

Kraal-Vinohradi

Praha

[приписка на полях: ] Чирикова видел, с ним сговорился. На днях он Вам посылает очерк на три номера. Крепко жму руку.

[18]

<p>Письма А. П. Дехтереву</p>

В тетради собственноручно переписанных А. П. Дехтеревым писем имеется несколько текстов писем Вас. И. Немировича-Данченко — с видимыми ошибками или неточностями в датах. В ту же тетрадь вклеена фотография писателя с автографом на обороте:

На добрую память!

Вас. Немирович-Данченко

19 6/I 35

<p>1</p>

29 Ноября 1934 г. Прага

Дорогой, многоуважаемый собрат

Александр Петрович!

Лежу в постели, опять болен! поэтому ничего не мог написать Вам. Не понимаю что это творится в Болгарии с русской акцией. Закрыть такую превосходную гимназию нашу, какая была в Шумене[19]. Ведь это варварство! Неужели все это творится в угоду Советам? Вернее всего у бедной страны мало средств. Ведь злополучную Болгарию окорнали со всех сторон.

Относительно моей помощи Вам по изданию Зарубежной Руси — не откажите сообщить, что мне для этого сделать? В духовных вопросах, верующий, не компетентен. Я бы нашел у себя в «Облетевших листьях» многое, но не знаю, подойдет ли.

Как Вы себя чувствует в Подкарпатской Руси?

Буду ждать Вашего ответа.

Крепко жму руку

сердечно преданный Вам

Вас. Немирович-Данченко.

<p>2</p>

25 Февраля 1932 г. Прага.

Многоуважаемый

Александр Петрович!

Как это странно, я только вчера получил Ваше письмо от 28 января. Где оно бродило — не понимаю. Не откажите на будущее время писать мне по адресу (указан адрес). Пробежал Вашу книжку[20] — прочесть внимательно не имел времени.

Из беглаго обзора вижу, что появление её в высшей степени сейчас полезно и большая заслуга с Вашей стороны — посвятить себя такой прекрасной работе. С следующей недели я буду свободнее. Прочту её внимательно и немедленно отвечу Вам подробно.

Пока — крепко жму Вашу руку и прошу принять уверение в моем искреннем уважении.

Вас. Немирович-Данченко.

<p>3</p>

5 января 1935 г. Прага.

Дорогой друг

Александр Петрович.

Ваше письмо опять застало меня в постели. Болен. Доктора держат в заперти — строго на строго рекомендуя не работать. Приходится подчиняться поневоле: с сердцем шутки плохия, а у меня миокардит в полном разгаре. Сейчас посылаю Вам мой портрет. Завтра посмотрю у себя — не найду ли какого-нибудь очерка.

Простите, что пишу кратко. Надо опять в постель.

Крепко жму руку

Вас. Немирович-Данченко.

[21]

1935

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии