Читаем Письма полностью

Был страшно рад получить сегодня твое письмо от 27 числа и очень устыдился собственного своего молчания. Начинаю понемногу впадать в отчаяние: одни сплошные расстройства. Наконец-то сумел дать волю демону вымысла — и оказался в положении человека, которого разбудили после крепкой дозы снотворного и не дают прилечь больше чем на несколько минут за раз. Ни в одном мире, ни в другом. Дела — а им конца-края нет, — позаброшены, и при этом из настоящей своей работы ничего довести до конца не могу. И вот тебе, пожалуйста, очередной удар злой судьбы. Со мной приключился довольно болезненный приступ и депрессия, от которых обычные средства не помогают. Три недели назад, считая с прошлого вторника, зашел Толхерст и устроил мне «дотошный осмотр», и диагностировал воспаление/болезнь желчного пузыря. И немедленно запретил мне любые жиры (включая сливочное масло) и алкоголь. Обычно он доктор жизнерадостный и бодрый, а тут сделался пугающе серьезен, так что перспективы выглядели удручающе. Мы (или по крайней мере я) знаем чересчур мало о той сложной машине, в которой обитаем, и (подобно полным профанам в механике, для которых «карбюратор» — это лишь название мелкой детали в моторе с маловажным и непонятным предназначением) недооцениваем желчный пузырь! Он — жизненно необходимая деталь химического завода, и, помимо всего прочего, может причинять жгучую боль, ежели выйдет из строя; а если «поражен болезнью» — ну, вы, что называется, «вляпались». Не знаю, отчего человека так и тянет потолковать о своих болячках, особ, учитывая, что подробности запутанны и скучны; короче говоря, я попал в руки рентгенолога, что обошелся со мною исключительно любезно. Он махнул рукой на все формальности, а после второго приступа проявил снимки сразу же и возвратился ко мне, улыбаясь и говоря, что «снимки отправятся к вашему доктору; он вам все и расскажет, и посоветует, но сам я могу сказать, хотя снимки еще не высохли, что ваш ж. п. на своем месте, функционирует нормально, и я не наблюдаю ни желчных камней, ни опухолей. На вашем месте я бы сейчас пошел пообедал на славу». Вчера заглянул Толхерст и освободил меня от диеты: масло и алкоголь «в умеренных количествах». Чувствую себя очень даже неплохо: т. е. примерно так, как до приступа. Но жизнь нелегка. Парк [1] приболела. Мамочке недужится; боюсь, здоровье ее постепенно «подтачивается». Кроме того, ощущаю себя отрезанным от всего мира.....

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Миссис Парк, работавшая в семье Толкинов водителем и домработницей по несколько часов в неделю.

<p><strong>312 <emphasis>Из письма к Эми Рональд</emphasis></strong><emphasis> 16 ноября 1969</emphasis></p>

Я все собирался написать и сказать тебе, как меня взволновали и опечалили твои горести: бедняжка ты моя. Я молюсь за тебя — потому что есть у меня такое чувство (близкое к уверенности), что Господь, в силу некоей непостижимой причины, которая нам, возможно, покажется едва ли не причудой, с такой удивительной готовностью отвечает на молитвы наименее достойных из своих просителей — если молятся они за других. Я, разумеется, вовсе не хочу сказать, что Он отвечает на мольбы лишь недостойных (которым вообще не стоило бы ожидать, что их услышат), в противном случае мне сейчас не приносили бы никакой пользы моления других. В каком ужасном, омраченном страхами, исполненном скорбей мире мы живем — особенно для тех, кто также обременен годами и чьи друзья и близкие испытывают те же горести. Честертон говорил некогда, что долг наш — заботиться о том, дабы развевался Флаг сего Мира /*В работе Г. К. Честертона «Ортодоксия» утверждается, помимо прочего, что мир — это не меблированные комнаты, с которых возможно съехать, если условия в них неподходящие; мир — это крепость нашей семьи, и на башне развевается флаг; и, чем тяжелее в нем жить, тем менее мы вправе покидать его.*/, однако сейчас для этого требуется патриотизм более несгибаемый и возвышенный, нежели в те времена. Гандальв добавлял, что не нам выбирать, в какие времена родиться; однако нам должно делать все, что в наших силах, чтобы их улучшить; однако дух порока среди сильных мира сего ныне столь силен и в воплощениях своих наделен таким количеством голов, что, похоже, ничего более не остается, кроме как в личном порядке отказываться поклоняться головам гидры.....

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии