Письма

Любезнейший Виссарион Григорьевич! Позвольте вам из Петербурга засвидетельствовать почтение. Я знаю, это нынче не в моде; но я ничего более не имею, как только одно лишь это: почитать людей, которых я душою почитаю. Вы меня приняли в Москве довольно ласково; и мне из-за вас Москва показалась гораздо теплее, нежели была прежде. Да, вы под доброю планетой рождены, и эта планета велика собой: по крайней мере, она через пространство 700 верст имеет сильное влияние на того человека, на которого вы бросили отблеск своего луча. Известный вам довольно Януарий Михайлович г. Неверов о быте моем составил биографию (которая печатается в «Сыне Отечества»). И здесь я перед вами много грешен: принужден был отдать в нее «Косаря», которого прирядил уж вам. Извините меня великодушно: ей-Богу, было перед ним и другими совестно и стыдно, что не мог ничего кроме его отдать более лучшего. Согрешил — простите. Если он еще нигде не помещен, прошу вас, нельзя ли никуда не помещать; в противном случае, что делать, не знаю сам. Проклятой свет: в нем часто встречаются такие вещи, что и Боже упаси. Сначала все идет хорошо, потом и еще хорошо, потом посмотришь, беда на носу, а двери заперты; тут в петлю рад, — на тот грех судьба забыла петлю прицепить. Я не смею просить вас ко мне писать, но прошу вас, на первой почте, — и то, если можно и если удобно будет вам и не в труд, — прислать ко мне 20 моих книжек. Если же вы не имеете на это у себя время, простите меня, что я хотел вас утрудить. Я и так много чувствую ваше доброе расположение, которым должен бы был дорожить более с такой стороны, с которой — стыдно — сказать не умею. По доброте своей часто Бог дает нам понятия выше наших чувств. За дурное письмо не ругайте, потому что проза со мною еще при рождении разошлась самым неблагородным образом. Желаю вам здоровья и желаю здоровья вам. Остаюсь с истинным почтением и уважением ваш покорнейший слуга Алексей Кольцов.

4 В. Г. Белинскому

21 марта 1836 г. Питер.

Милостивый Государь Виссарион Григорьевич! В одном письме нескромно беспокоил я вас моею пустенькою просьбой; после одумался, что я это сделал очень дурно; спохватился поздно: нельзя возвратить звука, который прозвучал. Простите ошибки: бывают в голове людей такие промежутки, в которые забываем то, о чем бы помнить нужно. Шатаясь полупраздный по улицам Петербурга, сам не знаю как и где, залезла в голову эта неблагородная мысль, что есть у людей минуты, в которые не хочется делать дельного. Думал очень глупо: человек, который посвятил себя возвышенным думам, который в полных идеях здравого смысла выводить священные истины и отдает их целому миру, — толпа людей любуется ими безусловно: хвала жрецу, исполнителю искусства! (это не мои слова; так разумеет о вас здешний литературный люд) — а я, глупец, потревожил ваши великие думы своей безделкой… Нужда говорлива: из одной крайности я перехожу в другую. Если можно, подателю сего письма, прошу вас покорнейше, дайте 50 книжек, и он их перешлет ко мне, я его при сем же просил особенным письмом. Вероятно, в Питере я проживу Святую. Новости в Питере: печатается новый журнал «Современник», издаваемый Пушкиным; 1 No ожидается 15 апреля. «Джулию Мости» Кукольника печатает Смирдин отдельно. — Слышно, на Фоминой в понедельник дадут на театре комедию Гоголя, новую; все заняты ею. — С истинным уважением остаюсь ваш, милостивый государь, покорнейший слуга Алексей Кольцов.

5 Кн. П. А. Вяземскому

22 мая 1836 г. Воронеж.

Ваше сиятельство, Петр Андреевич! Препорученные вами письма в Москву я доставил; их приняли от меня очень ласково, и дело мое тотчас же кончили, послали указ; но еще у нас не получен; думаю, получится на этих днях. Сегодня поутру я доставил последнее письмо нашему вице-губернатору Александру Яковлевичу Мешковскому. Он принял его весьма сухо; от меня не хотел выслушать ни слова, и только сказал, что он своего заключения никак не переменит. Где я не думал, там случилось напротив. Много я вас обеспокоивал моими просьбами; теперь опять в крайней моей нужде прибегаю под покровительство ваше, не оставьте меня своей защитой: вы с самого начала приняли участие, и теперь, покорнейше прошу ваше сиятельство, не откажитесь помочь мне при конце. — С истинным почтением и уважением честь имею пребыть вашего сиятельства покорнейший слуга Алексей Кольцов.

Если что-нибудь дурно написал, простите, ваше сиятельство: в первой с роду пишу к князю.

6 А. А. Краевскому

22 мая 1836 г. Воронеж.