Письма без марок

— Не скажи, внученька! До Москвы от нас рукой подать. В былые-то годы, в молодость свою, я туда нередко за покупками езживала. Быстро оборачивалась. В субботу уедешь, а в воскресенье уже дома! Разве это далеко? Наш Ржев аккурат перед Москвой стоит, дорогу к ней сторожит. А Старшевицы охраняют дорогу на Ржев. Вот и получается, мы с Москвой рука об руку живём. Воины нашу деревеньку обороняли, а чувствовали за спиной Москву, всю нашу землю огромную, от края до края. Оттого и бились яростно, себя не щадя.

Я достал из пачки одно из отцовских писем:

— Правду говорит Елена Фёдоровна. Вот послушай, Наташа, что в те дни писал отец с фронта:

"Мне, может, не придётся вернуться, потому что, знаете, каково здесь… По-прежнему воюю около города Ржева, Калининскои области.

Вокруг — разрушенные сёла, танки и пушки, отвоёванные у немцев, а также трупы убитых гитлеровцев…

Слышна стрельба.

Жизнь у нас, конечно, понятно какая.

Но наш долг — не допустить врага к Москве, уничтожить кровавый фашизм… Волков бояться, так и в лес не ходить. Жив буду, то не помру…

До скорого свидания, до возвращения с победой!..

У нас здесь начинается весна, начинает снег понемногу таять…"

— Начинается весна, — задумчиво повторила Елена Фёдоровна. — Уж как все мы ждали ту весну — и представить не можете. В холодной землянке прятались.

Да разве упрячешься — снаряды, как град, падают. И ветер над обугленным пустырём злым волком гуляет, ревёт со страшной силой.

А бойцы — так те круглые сутки, в мороз и пургу, в окопах, на стуже лютой, в наспех вырытых блиндажах. Мучение одно!..

Как оттепель наступила, думали, полегчает немного. Да фашист тут с новой силой залютовал…

Слушая Елену Фёдоровну, я держал перед собой отцовские треугольники, и она время от времени просила меня прочитать то одно письмо, то другое.

"Жизнь моя, — написал отец 13 апреля 1942 года, — протекает, конечно, не так легко, потому что война, и всё это создаёт трудности, их надо переносить.

Вот скоро победим фашизм и тогда займёмся мирным строительством.

Враг держится упорно, но его надо выбить! И мы выбьем!"

А в следующем письме, последнем в своей жизни, отец написал о приближении радостного весеннего праздника.

"Поздравляю вас с Первомаем!

Желаю вам хорошо встретить и проводить его!

Я, конечно, оторван от вас на далёкое расстояние и должен быть готов отразить немецких захватчиков, не считаясь со своей жизнью. Жив буду — не помру…

Здесь стало тепло. Растаял снег. Подсыхает.

Бои идут. Враг цепляется за всякий кустик. Трудности большие. Но настанет час, и враг будет уничтожен…

У нас здесь, на фронте, очень весело — гром днём и ночью".

— Гром без молнии, — со вздохом объяснила Елена Фёдоровна. — Это боевые орудия громыхали. Сколько наших в бою пало — не счесть. Но фашиста красноармейцы в деревню не пустили, сдержали оборону.

Потом, когда врага погнали дальше, мы вздохнули облегчённо, новую жизнь стали налаживать…

А совсем недавно — подумать только, столько лет прошло! — ребята сельские разыскали в песке на берегу ещё двух погибших за Старшевицы.

По солдатским жетонам узнали фамилии и домашние адреса героев.

На похороны приезжали родственники — школьники их пригласили…

Наташа раскрыла нашу путевую тетрадь и прочитала Елене Фёдоровне стихотворение бывшего фронтового фельдшера Владимира Нажимова "Боец упал на поле боя".

Когда она произнесла последнюю строчку стихотворения —

"…Ужель когда-нибудь забудут,
Как умирал в бою солдат?" —

Елена Фёдоровна смахнула слезу с глаз и сказала:

— Хоть и не довелось мне видеть, внученька, как погибал твой дедушка, но сердце подсказывает — про него стихи эти! Про подвиг его. И про жизнь его.

— Всё собираюсь спросить у вас, Елена Фёдоровна, да никак не решусь, — сказал я. — Боюсь, что и вы этого не знаете… Несколько лет тому назад писал я письмо в Старшевицы, просил сообщить, где могилка отца, а мне ответили, что её в деревне нет.

— Верно ответили, — сказала Елена Фёдоровна. — Была, а ныне нет. Прах героев, павших в нашей деревне, после войны вон туда, на другой край поля, в село Полунино перенесли. Там братское кладбище. Место приметное, высокое. И деревья вокруг. Не то, что у нас… Я точно знаю — Ваш отец там. Сама хоронила…

Елена Фёдоровна повела нас с Наташей в палисадник перед домом.

Там, под деревьями, цвели георгины, пышные и яркие, похожие на розы.

Хозяйка нарвала огромный букет алых цветов и, вручив его мне, сказала:

— Пусть это будет от всех нас ему, защитнику нашему. Подвиг его никогда не забудется!

*

Вечером мы с Наташей побывали на братском кладбище.

Здесь в земле покоятся те, кто погиб под Старшевицами.

Мой отец похоронен под одним из холмиков между белоствольных берёзок, вставших, как солдаты, в траурном карауле возле надгробных плит.