Читаем Письма. Часть 1 полностью

А до костров и ночей — далё-еко! По слухам — ведь все бегут из Б<ерлина>?

(Кстати — если — то куда Вы двинетесь?) Дел у меня в Б<ерлине> нет, у меня там только Ваша душа! И меньше всего желаю вваливаться в нее с чемоданами.

Дружочек, если Вы мое дитя. Вы должны быть со мной совсем настежь. Не бойтесь, это единственное на что я льщусь и отчего не устаю. Напишите мне о своей семье, о днях (хотя бы и о «Днях»), о дружбах, — встаньте живым. Я должна знать, кого я люблю.

Будьте прóсты, не ищите фраз, самое дорогое — то, что сорвалось! — срывайтесь, давайте, т. е. позволяйте срываться: словам с губ, буквам с пера, не думайте, не считайте, будьте.

Вы настолько благородны и зорки, что никогда не переточните, не утяжелите, дайте мне верные вехи, дорогу я вызову. Это — мое единственное мастерство.

________

Достоверно: 7-го уезжаю в Моравию. Первое письмо напишите мне на: Praha Smichov, Švedska ulice, č 1373. Если я в Моравии задержусь, оно будет ждать меня в Праге, и тогда, уже извещенный мною, Вы второе напишите мне в Моравию. — Ясно? —

Извещу Вас открыткой, на следующий же день по приезде, долго ли там пробуду. Смиховский (Пражский) адр<ес> верен.

Посылаю Вам стихи.[1356]

— Не все — видите, как много, не уместились. Но взяла наиболее Ваши (к Вам). Назовите мое любимое! И — свое любимое. Не забудьте.

Напишите вообще о стихах: дошли ли, и чем дошли, и какие любимые строчки, всё хочу знать. (О, как я знаю свое любимое!) Есть ли, по-Вашему, разница с «Ремеслом».

________

Напишите и о «бюллетене», не слишком настаивая, но так, чтобы я поняла. Будьте гранитной стеной, отсылающей эхо, а не брандмауэром. (Не сердитесь, тем более, что над моими Brand’ами и Brandung’aми — никакие Mauer’ы не властны!)[1357]

Дайте мне и покой и радость, дайте мне быть счастливой. Вы увидите, как я это умею!

А пока, дитя, до свидания. Не разоряйтесь на экспрессы, не надо, лучше пишите чаще, письма, авось, дойдут.

Как странно, что Вы тó письмо, пропавшее, тоже писали в лесу.

МЦ.

________

Р. S. А «осязать» — нехорошее слово. Это Баба-Яга осязает: мальчикину руку сквозь клетку — помните? И он просовывает кость.

Осязать, это вроде обнюхивать, я не хочу, чтобы Вы меня обнюхивали, это слово — теперь будьте внимательны — в своей отвлеченности (обоняние, осязание и пр.) более грубо, чем просто: обнять. Осязают только руки, обнимает — все-таки и всегда-душа!

Не сердитесь. Вы молоды (кстати у меня целая история в гостинице: никто не верит, что Аля — моя дочь и что мой паспорт — мой паспорт, думают, что я все это сочинила, для каких-то жизненных: здесь в Чехии читай: любовных! — удобств, коих уловить еще не могу)[1358] — Вы молоды, и Вам придется иметь дело со всеми женщинами и словами, и тех и других много, каждой — свои. А «мои» — пригодятся всем, если Вы у меня научитесь, Вы будете не только любовником, но и врачом — а м. б. и творцом — душ.

«Обладать», «осязать», все это нехорошо, и в зоркие минуты вызывает иронию. Есть у немец<кого> поэта Rilke об этом изумительные строки, точно не помню, но приблизительно: «sie sagen „haben“ und keiner weiss, dass man eine Frau so wenig haben kann, wie eine Blume».[1359]

А у Вас и это мое ненавистное (о, я не суффражистка!) слово есть: «Обладая Вашими письмами», (другая фраза: «хочу не только чувствовать, но и осязать») — знаете, как такие вещи пишутся:

«Теперь, держа в руках Ваши письма, т. е. душу»… (и, второе) «хочу Вас не только чувствовать, но и обнять». Ведь смысл тот же, правда? — а лучше доходит, больше трогает, больше веришь, лучше тянешься в ответ.

Выбор слов — это прежде всего выбор и очищение чувств, не все чувства годны, о верьте, здесь тоже нужна работа! Работа над словом — работа над собой. Вот этого я хочу от Вас: созвучности в пристрастиях и оттолкновениях: чтобы Вы поняли, почему я не люблю Х<одасевича> («пробочка над йодом», «сам себе целую руки», а особенно — до содрогания! — стих в «Совр<еменных> Записках» — «Не чистый дух, не глупый скот» — или вроде!)[1360] — и почему люблю Мандельштама, с его путаной, слабой, хаотической мыслью, порой бессмыслицей (проследите-ка логически любой его стих!) и неизменной МАГИЕЙ каждой строки. Дело не в «классицизме», — пожалуй, оба классики! — в ЧАРАХ. И, возвращаясь к Вам и к себе: найдите слова, которые меня чаруют, я только чарам верю, на остальное у меня ланцет: мысль.

А из слов это, наверное, наиболее простые.

«Одеяния жестов». Задумываюсь. Это, если верить, что не просто-слова, пожалуй очень хорошо. Жест рукава, сопровождающий руку. Жест плаща вокруг все того же тела. Но это все-таки еще не из тех слов!

Кстати, в одном Вы меня совершенно не поняли, я даже улыбнулась — и умилилась, до того Вы не самоуверенны! «Разница тона и темпа» мною взята, как преимущество в Ваших руках. Ведь я сейчас вдвое распахнутее и вдвое стремительнее с Вами. Это случилось через боль, но это все-таки случилось!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука