Читаем Письма. Часть 2 полностью

Спасибо за иждивение и не считайте меня невежей, после вечера столько дел, еще больше, чем до. Мечемся по всей карте в поисках 2 piйces et cuisine[611] на фоне моря, — занятье гиблое, вечер дал гроши, а ради отъезда все и делалось.

Надеюсь уехать в конце следующей недели (С<ергей> Я<ковлевич> на днях едет вперед, искать), непременно забегу проститься — на счастье. Предстоят все предотъездные хлопоты, голова кругом идет. Напишите словечко, в какие часы Вас легче застать — принципиально. Лучше не вечером, вечера уходят на переписку и правку Федры, к<отор>ую должна сдать на самых днях в надежде на недоданные 300 фр. (ТОРГУЮТСЯ, НЕГОДЯИ! Здесь 1 фр. строка, в России РУБЛЬ!)

Целую Вас и жду весточки.

МЦ.

11-го июля 1928 г.

Дорогая Саломея! Второй день как приехали.[612] Чудная природа: для меня — рощи, для остальных море (вода грязная и холодная, купаюсь с содроганием), чудная погода, но дача — сезон — 2 тыс., по соседству такие же — 31/2 и 4, нам еще «повезло». (По-моему, такая прелесть как лето и такая радость как дом (все с ним связанное) должны быть даром, а?)

Поэтому, если можно, пришлите иждивение, не хочется сразу открывать счет в лавке, нас не знают. Слава Богу, и квартира и обратный проезд оплачены, нужно только на жизнь.

Простите за такое короткое и скучное письмо, обживусь — напишу как следует. Пишите об Ирине и о себе. Целую Вас.

МЦ.

20-го августа 1928 г.

Pontaillac, prйs Royan

Charente Infйr

Villa Jacqueline

Дорогая Саломея, все ждала от Вас весточки, — где Вы и что Вы, а, главное, что с Ириной? Я Вам писала последняя.

У нас начался разъезд, — 8-го уехал С<ергей> Я<ковлевич>, вчера С<ув>чинский и Алексеев, днем раньше — Карсавины.[613] Но не-евразийцев здесь еще гибель, у русских по летам таинственная тяга друг к другу.

Милая Саломея, мне очень тяжело напоминать Вам, особенно сейчас, когда У Вас такая забота, — откладывала со дня нб день и занимала у знакомых — нельзя ли было бы получить август<овское> иждивение? 28-го уезжает В. А. С<ув>чинская (при встрече много об этой странной паре расскажу) я ей кругом должна, хотелось бы отдать, и, вообще, не на что жить, — здесь очень дорого, в Париже держишься дешевкой, т. е. разностью качества и цен тех же предметов (можно за 1 фр., можно за 10 фр.), — здесь всё за 10 фр… Карсавины, сняв на 3 мес<яца>, просуществовали месяц.

Если бы не дороговизна, здесь очень хорошо. Чудесные окрестности, — огромный сосновый приокеанский лес, на десятки верст, деревеньки со старыми церквами, кроты (не люблю!) Сам Понтайяк — суша, жив только пляжем. Пробуду здесь с детьми до конца сентября, радуюсь тишине.

Очень жду от Вас вестей, заходил ли к Вам С<ергей> Я<ковлевич>, м. б. в первые дни не успел, — за его отсутствие скопилось множество дел по из<дательст>ву, — евразийский верблюд. (Кажется, будет редактировать евраз<ийскую> газету,[614] но м. б. это секрет.)

Целую Вас нежно, простите за просьбу, пишите.

МЦ.

Посылаю заказным, чтобы во всяком случае переслали.

Понтайяк, 1-го сентября 1928 г.

Дорогая Саломея! Слава Богу, что тиф, а не что-нибудь другое, — дико звучит, но так. Но какое у Вас ужасное лето. И как все вокруг беспомощны сделать его иным.

Пишу Вам так редко не из равнодушия, а — стыда; точнее — несоответствия того, чем живу я, и того, чем живете Вы, — все равно, что больному о чудной погоде, Вы же сейчас хуже, чем больной. Надеюсь, что последнее все-таки относится к прошлому, что Ирине с каждым днем лучше, следовательно и Вам.

Когда Вам опять будет дело до всего и всех, напишите, расскажу Вам много развлекательного. (Кто жаднее больного на новости, когда дело пошло на поправку? Удесятеренная жизнь. Так будет и с Вами!)

А пока — сердечное спасибо за быстрый отклик с иждивением, мне даже стыдно благодарить. Мы остаемся здесь до конца сентября, очень рада буду, если, отойдя, напишете.

Целую Вас нежно. Привет А<лександру> Я<ковлевичу>, если с Вами.

МЦ.

17-го сентября 1928 г.

Pontaillac, prйs Royan

Charente Infиr

Villa Jacqueline

Дорогая Саломея, можно Вас попросить об иждивении? 25-го мы Уезжаем, и предстоят платежи.

Наш отъезд — последний, и нас иигго не провожает. Провожали и проводили всех.

В Руаян я больше никогда не вернусь, когда возвращаются — вещи двоятся. Кроме того, Руаян для меня кусок жизни, а не город. Отсюда — невозвратность.

Хорошее лето, без событий, одна природа. Я бы долго могла так жить, если бы не, с половины лета, угроза отъезда. А отъезд для меня — помимо лирики — сломанные или испорченные за лето вещи, страх очной с ними — хозяйка, счеты, подсчеты, увязка, отправка, — БОЮСЬ И НИ О ЧЕМ другом НЕ ДУМАЮ, вот уже две недели.

Я страшный трус, Саломея.

Напишите мне словечко о своей жизни, давно не писали. Встала ли Ирина? Скоро увидимся, мне здесь всего 8 дней.

Пишу во втором ночи, целый день снимала и печатала, только что — проявляла, много хороших снимков, покажу.

Целую Вас

МЦ.

Понтайяк, 23-го сент<ября> 1928 г., воскресенье.

Перейти на страницу:

Похожие книги