Письма Чехова к женщинам

За границу поедем, но не в Италию, не в Ниццу, а давай махнем в Норвегию, на север, оттуда в Данию… Хочешь? Поедем, балбесик мой милый? А своим директорам скажи, что раньше первого сентября я не пущу тебя в Москву, пускай хоть увольняют тебя. У меня в августе или в конце августа поспеют чудесные яблоки. А груши? Таких груш ты никогда не ела. Дуся моя, если бы я теперь бросил литературу и сделался садовником, то это было бы очень хорошо, это прибавило бы мне лет десять жизни.

Что мне делать с животом моим?

Ну, по обыкновению, целую тебя, моя радость. Будь здоровехонька, храни тебя Бог, будь за твоей спиной ангелы.

Твой Antonio.

О. Л. Книппер — А. П. Чехову

8-ое декабря 1901 г., ночь Москва

Я сейчас подвыпила, Антончик мой! Прости свою беспутную жену! После спектакля собрались в кабинете директора и угощались. Была кулебяка, была икра, семга, чай, фрукты, вино, шампанское, и болтовня. Я очень много хохотала. Пили за твое здоровье, милый мой! Было тесно и уютно.

Что бы ни было в жизни, а у меня есть Антон! Милый, любимый мой Антон! Не знаю, где и когда мы увидимся, но знаю, что задушу тебя в объятиях и зацелую, ты берегись.

Сегодня я целый день в театре, только успела приехать домой пообедать, выпить чаю и опять на спектакль. Первый акт наладили сегодня. Посмотрим, что завтра будет. Надо рано вставать и уже в 10 часов быть в театре, а вечером играем «Дядю Ваню». Я тебе надоела о театре? Прости, дусик.

Утром я много думала о тебе. Пришивала пуговицы, чинила белье и думала о тебе. Спасибо, что написал, что любишь меня. Ты мне всегда должен говорить, что любишь меня.

Что же тебе еще написать? Только что утром писала тебе. Мне уже неспокойно делается на душе, если я не пишу тебе каждый день.

Господи, когда мы увидимся! Когда я буду иметь тебя около себя, чтоб ласкать, чтоб любить, чтоб слышать твой голос, чувствовать твой взгляд, полный любви, твою ласку! Милый, милый мой!

Ну, спокойной ночи, пойду в свою противную одинокую постель. Знаешь, я по привычке всегда засыпаю на правом боку, и мне все ты чувствуешься.

Целую тебя много раз и нежно и горячо. Обнимаю и целую всего.

Твоя собака.

А. П. Чехов — О. Л. Книппер

13 дек. 1901 г., Ялта

Актрисуля, здравствуй! Я уже выздоровел, крови не видать, только слабость осталась — давно не ел как следует. Думаю, что дня через 2–3 буду здоров совершенно. Принимаю пилюли, капли, порошки…

Ты пишешь, что 8-го дек. вечером была в подпитии. Ах, дуся, как я тебе завидую, если б ты знала! Завидую твоей бодрости, свежести, твоему здоровью, настроению, завидую, что тебе не мешают пить никакие соображения насчет кровохаркания и т. п. Я прежде мог выпить, как говорится, здорово.

Читал последний акт «Мещан». Читал и не понял. Два раза засмеялся, ибо было смешно. Конец мне понравился, только это конец не последнего, а первого или второго акта. Для последнего же нужно бы придумать что-нибудь другое.

Твоя роль в последнем акте ничтожна.

Я часто о тебе думаю, очень часто, как и подобает мужу. Ты, пока я был с тобой, избаловала меня, и теперь без тебя я чувствую себя, как лишенный прав. Около меня пусто, обеды жалкие, даже в телефон никто не звонит, а уж про спанье и не говорю.

Крепко обнимаю мою актрисулю, мою пылкую собаку. Да хранит тебя Бог. Не забывай и не покидай меня. Целую сто тысяч раз.

Твой Антон

О. Л. Книппер — А. П. Чехову

14-ое декабря 1901 г., Москва

Милый, дорогой мой — ты был нездоров и меня не было около тебя! У меня сердце упало, когда сегодня я прочла твое коротенькое письмецо. Разлука еще мыслима, когда я знаю, что ты чувствуешь себя хорошо, но так — это ужасно! Я способна все сейчас бросить и лететь к тебе. Я должна быть около тебя, должна устроить тебе жизнь хорошую, приятную, спокойную. И это будет, милый мой. Мне больно, очень больно, когда я представляю, как ты лежишь там один и тоскуешь… Я так плакала сегодня, Антон, ты ангел, ты знаешь это? Я знаю, чего ты хочешь, о чем мечтаешь, и обо всем ты молчишь, и терпишь и любишь. Я не стою тебя совсем. У меня голова какая-то путанная. Знаешь, дусик, я убеждена, что ты простудился, когда ездил к Горькому. Сознайся. Ты ведь как-то не умеешь устраивать, чтоб тебе было тепло и хорошо. Обо всем этом должна буду думать я, вся твоя персона должна принадлежать мне и тогда тебе будет хорошо. Антонка, не проклинай меня очень уж. Ты никогда не будешь упрекать меня за то, что я впуталась в твою жизнь? Ах, Антон, как бы мне сейчас хотелось стоять перед тобой на коленях и говорить много и горячо, о чем — я сама не знаю. Ну, вот обо всем, о всей жизни моей, о моих мечтах, ну вот все бы вылилось таким горячим потоком! И чтоб ты меня понимал!

А какие у тебя сейчас верно большие тоскливые мысли!