Письма. Документы. Воспоминания

7. А.П. ЧЕХОВУ

Алупка

29 апре[ля] 1886

Простите, дорогой Антон Павлович, что так давно не писал. Не писал Вам потому, что очень уже ленив я письма писать, да и вдобавок изо дня в день собирался переехать. Теперь я поселился в Алупке. Ялта мне чрезвычайно надоела, общества нет, т. е. знакомых, да и природа здесь только вначале поражает, а после становится ужасно скучно и очень хочется на север. Переехал я в Алупку затем, что мало сработал в Ялте, – и все-таки новое место, значит, и впечатлений новых авось хватит на некоторое время, а там непременно в Бабкино (видеть вашу гнусную физиономию).

Да, скажите, с чего Вы взяли, что я поехал с женщиной? <…>

Ну как вообще живете? Много денег, а сидите в Москве! Скоро ли переедете в Бабкино? Ваши здоровы л[и] все? Нижайший поклон всем Вашим. Пишите.

Ваш И. Ле[витан]

Передайте Шехтелю, что пробуду я в Алупке недели еще полторы-две и очень рад буду, если он заедет. И пусть не беспокоится – я север люблю теперь больше, чем когда-либо, я только теперь понял его… Вообще, поблагодарите его за его любезное письмо и попросите извинения, что не пишу ему отдельно; до безобразия здесь обленился!

Не забудьте написать содержание писем Григоровича[36], это меня крайне интересует. Да и вообще, Вы такой талантливый крокодил, а пишете пустяки! Черт вас возьми!

Писать надо: Алупка, телеграфная станция.

Наслаждаясь пейзажами Ялты, Массандры, Симеиза, Кореизе и Бахчисарая, Левитан скучал по семейству Чеховых и после возвращения все лето провел в Бабкино.

В августе Левитан познакомился с Кувшинниковыми: Павлом Дмитриевичем[37], врачом, и его супругой, Софьей Петровной[38], художницей и хозяйкой артистического салона. Отношения Левитана и Кувшинниковой начинались как дружеские и профессиональные: Левитан взял на себя роль учителя и наставника Кувшинниковой. Так, втроем, вместе со Степановым, они отправились осенью в Саввинскую слободу на этюды. Но уже в этой поездке стала очевидной их влюбленность, и начался роман, длившийся несколько лет.

О Кувшинниковой говорили как о смелой, необычной женщине: «Она писала красками (и очень хорошо, даже выставляла свои работы, главным образом цветы), прекрасно играла на фортепьяно, в молодости носила мужской костюм и ходила с ружьем на охоту, а позже ездила с художниками на этюды в качестве полноправного товарища, не обращая внимания на сплетни и пересуды. [. .] Для своего поколения это была женщина незаурядная <…>. Она соединяла с большой смелостью жизни и суждения старомодную благовоспитанность манер и скромность речи…»[39].

Салон, который организовала Кувшинникова, не стоит сравнивать с роскошными влиятельными салонами княгини Тенешевой[40] или баронессы Икскуль фон Гильдебрандт[41]. Но она, благодаря собственной неординарности, привлекала «интересных людей»: «Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Всё у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети»[42].

В сентябре Левитан возглавил пейзажную мастерскую в «Классах изящных искусств», организованных А.О. Гунстом, – первом в Москве частном художественном заведении.