Письма Ефимову

Конечно, я обладаю нормальным запасом личной немужественности, даже трусости, и тем более — готовности к компромиссам, но Вы совершенно неправы, думая, что я ставлю свое отношение к Карлу в зависимость от тех благ, которые это может принести. У меня очень много недостатков, среди которых есть, как я убедился, и завистливость, и злорадство и отсутствие мужества, но у меня, и в особенности — у мамы есть такая, довольно заметная черта — мы не переносим, когда обижают наших знакомых, хотя сами мы их часто обижаем. Неодобрительное слово о моем папаше вызывает у мамы истерический припадок, при том, что они развелись в 44-м году и личность Доната — неизменная тема иронических бесед у нас в доме. Я же, например, причинил Лене очень много зла, бываю с ней груб и говорю о ней много плохого, но даже оттенок неприязни к ней со стороны другого человека приводит меня в состояние бесконтрольное и близкое к помешательству. Все это относится не только к родным, но и к друзьям, и даже к знакомым, и даже к не очень хорошим, но знакомым людям, так что даже Шарымову я сам ругаю, а другим ругать препятствую. Кстати, она в чудовищном положении — без сожителя, который ее бросил, без жилья, без зубов, без денег и без работы.

Я не хочу сказать, что это — замечательное качество, но оно полностью исключает ситуацию, при которой кто-то высказался бы о Вас неодобрительно и не встретил самого энергичного протеста.

Я знаю, Вы не из тех людей, перед которыми надо прятать свои достижения и выпячивать неудачи, чтобы не возбудить в них горькой обиды. И все-таки, формулировка: «кругом успехи» не совсем ко мне подходит. «Ньюйоркер» очередной рассказ забраковал, гугенхеймовской степендии — не дали, а главное — я совершенно окончательно проиграл дело с газетой, которой отдал много времени и с которой связывал все свои планы. Газета мне в нынешнем виде и положении опротивела, но я не учел какой-то иррациональной связи и теперь уподобился спортсмену, который долго тренировался, затем разлюбил и бросил спорт, но организм его продолжает жить в режиме больших нагрузок. Кроме того, получилось так, что ультиматум Дэвиду предъявляли Петя, Саша и я, а когда Дэвид твердо отклонил наши требования, выполнять условия решился я один, а Петя и Саша остались в газете, хоть и убрали свои фамилии и, более того, выказали полное непонимание мотивов моего поведения, которое хоть и с большим опозданием и с многочисленными оговорками, все же являлось принципиальным. Скоро я приеду и расскажу все подробности.

Заработок на «Либерти» не регулярный и всегда может прерваться, что и случалось неоднократно, и один раз — на 14 недель, литература при всех моих «успехах» прокормить не может, и в результате я не совсем представляю, как зарабатывать на жизнь.

К этому можно прибавить кризис моих отношений и нахождение в гнусной здешней среде, ужас которой заключается в том, что всякая оплачиваемая гуманитарная деятельность является тут крайне дефицитной, и за право на такую деятельность люди готовы убить друг друга. Если позвонить десяти моим знакомым и предложить мою должность, то все десять немедленно ее займут, не сочтя нужным позвонить мне и узнать, в чем дело, что, собственно, и произошло с Перельманом, который не захотел в свое время посоветоваться со мной, уселся в мое злосчастное кресло, после чего лишился двенадцати тысяч долларов и был физически выдворен Меттером из редакции с помощью четырех полисменов.

Да и в семье у нас не так уж чудесно, потому что Катя — довольно большая свинья, подробности опять же расскажу при встрече.

Теперь — насчет обложки. В оригинале она выглядит хорошо — увидите. Цвет, думаю, либо черный с белым, либо красный с белым, но, желательно густые, плотные цвета, не розовый, не сиреневый, не серый, а именно, если возможно — черный или красный.

Что касается Свешникова, то произошел некоторый конфуз. Я был уверен, что он мой знакомый, но оказалось, что это ошибка. А он живет в Москве. И вообще, нужен ли он, тем более, что «Место и время» М.Хейфеца оформлено репродукциями Свешникова. Но это мы еще обсудим.

Это письмо я отправлю завтра, 13-го, во вторник, постараюсь отправить с почты каким-то ускоренным способом, потому что хочется быстрее изжить или ослабить Вашу досаду. В ближайшие дни я Вам позвоню, чтобы договориться о заезде из Миннесоты в Анн Арбор, я сегодня сдал на «Либерти» две передачи, одну из них впрок, чтобы быть свободным в понедельник — 19-го.

Если это письмо хотя бы частично рассеет возникшие тучи, буду очень рад. Если нет — предприму дальнейшие шаги.

Обнимаю Вас и Ваше семейство.

С. Довлатов.

* * *

Довлатов — Ефимову

12 мая 1982 года

Дорогой Игорь!

В сопроводительной записке к материалам Вы допустили несколько психологических ошибок.

1. Вы не в состоянии написать ничего такого, что бы мне всерьез не понравилось. Я примерно знаю, чего от Вас можно и чего нельзя ожидать. Как и от Льва Толстого. Перечитывая «Анну Каренину», я не жду, что буду хохотать до упада. И т. д.