Письма Ефимову

Пишу же главным образом вот зачем: мне пришло в голову, что рассказу про Лену самое место в «Заповеднике». Хоть в первой части, хоть во второй. Там единственное смазанное место — жена. А так как Вам все равно не вырваться из тисков своей биографии, используйте его там, а? Все сразу станет глубже, человечней, убедительней. Да и «Заповедник» все же ближе к беллетристике, чем «Наши», не будет этого ощущения, что вот мол, жену не жалеет, живьем в мемуары запихивает. Подумайте, Сережа, не отметайте идею с порога.

Если и будем перебираться в Ваши края, то поселимся в часе езды от этого города-вертепа-бедлама — не ближе. Но пока непохоже. Слишком много удобства для нас в местной жизни, слишком трудно перестраиваться.

Обнимаю, желаю успеха и Правосудия,

Ваш Игорь.

* * *

Довлатов — Ефимову

31 января 1983 года

Дорогой Игорь!

Рассказ про жену из «Наших» мог бы, наверное, слегка оживить «Заповедник», да и вплести его в ткань было бы не очень сложно, и все же это невыполнимо: в «Наших» появится дыра на месте жены и придется что-то дописывать — без жены семейный альбом не выходит; так лучше я допишу что-нибудь в «Заповедник», тем более что рукопись у Карла и поступила к нему как законченная. С другой стороны, я знаю, что жена в «Заповеднике» самое слабое место, и главные переделки идут по этой линии.

Я когда-то начал пересказывать Вам вторую часть «Заповедника», и Вы обидно рассмеялись, может быть, дело в том, что пересказ (не сюжета, а замысла, простите за пышное слово) выглядит глупо. Я хотел изобразить находящегося в Пушкинском заповеднике литературного человека, проблемы которого лежат в тех же аспектах, что и у Пушкина: деньги, жена, творчество и государство. И дело отнюдь не в способностях героя, это как раз неважно, а в самом заповеднике, который трактуется наподобие мавзолея, в равнодушии и слепоте окружающих, «они любить умеют только мертвых» и т. д. Я бы охотно изобразил Бродского, но мне не дотянуться до его внутреннего мира, поэтому ограничусь средним молодым автором. Жена (один из аспектов) полностью безжизненная, надо что-то придумать.

Будем очень рады, если Вы поселитесь в часе езды от Нью-Йорка. Тем более, что это значит — жить в самом Нью-Йорке. Я тоже живу в часе езды, например, от Вайля или от Брайтона.

Между тем, хоть я и живу в центре американской культуры, моя переводчица губит меня, нарушает все сроки, срывает идеи и планы. Издательство полгода назад заказало заявку на «Зону», вчера я позвонил Ане в Балтимор и услышал, что она прочла 45 (!) страниц и что ей очень нравится. Выхода нет, потому что Анн Фридман — единственная доступная мне хорошая переводчица, все переводы других славистов (штук восемь) отвергнуты редакциями и агентами. Кроме того, Аня, при всем ее романтизме, скорби и одухотворенной красоте, жестко отшивает конкурентов, а сама родила дочку и не имеет времени для работы. Простите, что жалуюсь.

Вчера прочитал в уставе Пен-клуба, что они защищают писателей, находящихся в тюрьме, — может, пригодится.

Меттер, конечно, отъявленный мерзавец. И вообще, город полон монстров. Большинство из тех, кого я знаю, жулики. Вы, как профессиональный интеллектуал, должны знать какое-то объяснение всем метаморфозам, происходящим с людьми на Западе. Лгут почти все, это ужас.

Недавно я случайно беседовал с Кухарцом, и он сказал:

— Знаешь, я верю в высшую справедливость. Если кто-то несет людям зло, с ним непременно случается какая-то беда, например, он заболевает раком…

Тогда я ему сказал:

— Валера, если бы такая справедливость существовала, то всю твою «Руссику» должна была скосить чума два года назад.

А он говорит:

— Ты что-то имеешь против Цветаевой? Не думал, не думал… [Издательство «Руссика» выпустило в 1979–1980 гг. несколько томов произведений Цветаевой под редакцией Александра Сумеркина, с предисловием Бродского.]

На «Либерти» тоже своего рода монстры. И вообще, я беру курс на достижение к 45 годам полной независимости, разумеется, не в метафизическом, а в примитивном — бытовом, денежном смысле. Я больше абсолютно не в состоянии никого выносить, за исключением тех, кого люблю.

На этом слове — заканчиваю.

Рецензия на Елагина — жуткая халтура.

Ваш С. Довлатов.

P.S. Если у Вас есть время что-то читать, посмотрите книгу Владимира Варшавского (Издательство им. Чехова 1956 г.) — «Незамеченное поколение», а также «Комментарии» Адамовича и Глеба Струве — «Русская литература в изгнании», все это довольно интересно по созвучию с нынешними литературными делами. С.

* * *

Довлатов — Ефимову

8 февраля 1983 года

Дорогой Игорь!

Мало кто способен оценить Ваши деловые качества лучше меня. Я не только имею вкус к порядку, но и борюсь за него художественными средствами. Главная тема моих писаний в самом общем смысле — попытка защититься от хаоса и безумия — через банальность, общие места и воспевания нормы.