Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому (СИ)

Будь здоров, дражайший мой друг!

Твой Григорий Сковорода

75

[Первая половина 1767 г.]

Мой любимый друг Михайло Иваныч! Веселись во Господе!

Молчание должно наградить. Посылаю вам новую мою песню. А вот она:

БЕЗДНА БЕЗДНУ ПРИЗЫВАЕТ

Нельзя бездны океана

Горстью персты забросать,

Нельзя огненного стана

Скудной капле прохлаждать.

Возможет ли в темной яскине(подземелье) гулять орел,

Так, как в поднебесный край вылетит он отсель,

Так не будет сыт плотским дух.═

Бездна дух есть в человеке

Вод всех ширший и небес,

Не насытишь тем вовеки,

Что пленяет зрак очес.

Отсюда то скука внутри скрежет, тоска, печаль,

Отсюда несытость, и с капли жар паче встал.

Знай: не будет сыт плотским дух.

О род плотский! Невежды!

Доколе ты тяжкосерд?

Возведи сердечны вежды!

Взглянь вверх на небесну твердь.

Чему ты не ищешь знать, что то зовется Бог?

Чему не толчешь, чтоб увидеть Его ты мог?

Бездну бездна удовлит вдруг.

Эта песня не какой-то крупный камень, но очень маленький камешек, однако небесполезный для воспитания благочестия. Внутри он, несомненно, имеет искорку и не лишен острия для рассечения плотских страстей и несколько похож на те кремни, при помощи которых у иудеев когда то производилось обрезание. Мы привязаны к миру, погружены в плоть, окутаны софизмами дьявола. Однако если мы почаще будем делать попытки, то есть надежда, что мы когда нибудь освободимся и поднимемся вверх (для насыщения)...

76

[27 июня 1767 г.]

Вселюбезнейший друг Михайло Иванович!

Об истинной Вашей ко мне любви не сомневаюсь, что она желает о нынешнем моем знать обращении. Моя теперь сельская жизнь в Куряже. В уединении - не один, в бездействии - за работой, в отсутствии - присутствует, в крушении - невредим. Вы все понимаете, разве было бы во вред; то есть я растерялся; поверьте, столь нечаянный вихрь выхватил меня с Купянских степей, что, кроме ютки да бурки кирейной, ничего не взял. Об этой буре после поговорим. A работа моя вся состоит... да ведь вы же знаете... в борьбе со скукою. Если б кто посторонний сие начитал, без сомнения, сказал бы: черт тебе виноват, если добровольно всех дел избегаешь. Смешные мне, душа моя, эти умишки! Они не рассуждают, что без скуки подобен да и есть он внутренний вихрь, который тем бурнее порывает, чем легче перо или очеретину схватит и чем далее за легкость свою поддается ему, тем беспокойнее станет, в то время как натиск, порыв за порывом стремительнее рождается, рассекая, как прах, и обращая без конца, как листву, вожделения души, волнующейся и неутвержденной. Что ж это за лекарство? Да и, кроме того, они только в тех местах разумеют скуку, пока она нас принуждает сменить землю на ту, которую греет солнце, и, желая уврачевать, советуют, как говорит Гораций, много достичь за короткую жизнь. Но то же значит и терзаться этим демоном.

И что есть скука, разве неудовольствие? Сколь же она везде по всем разлилась! "Не удовлетворяет тебя твое учение? И в тебе сидит тот же демон. Мне не нравится, что я недостаточно музыкален? Что меня мало хвалят? Что терплю удары и поношения? Что я уже стар? Недоволен, что мне что либо не по душе? Раздражаюсь из за бесчестного поведения врагов и порицателей? Не они, но тот же бес мне причиняет это беспокойство: что такое смерть, бедность, болезни? Что такое, когда являешься для всех посмешищем? Когда надежда на будущее ослабевает? Разве душа не страдает от этого самым жалким образом, как бы поднятая дуновением ветра и гонимая вихрем?"

Вот, душа моя, как я разумею скуку, а не только что все любезных моих разговоров не наслаждаюсь. И что блаженнее, как в таковой достигнуть душевного мира, что уподобиться шару, каков все одинаков, куда ни покати. Я тебе, друг мой, говорю, что нет сего божественнее и премудрее рассуждения, и вопию с твоим тезкой, сей шар держащим: "Кто как Бог?"

Ваш вседоброжелателъный Григорий Сковорода

25 июня 1767

Любезному Николаю поклон.

77

Из села Гусинки в Петербург, 1787 - начало 1787 г.

Любезная душа моя!