Станиславский между тем все более убеждался в принципиальной ценности искусства МХАТ и «системы» как его итога. В подготовительных материалах для обращения в Правительство он ссылался на свое «прямое наблюдение над упадком буржуазного театра», на «упования лучших представителей европейского искусства на новое искусство СССР» и на свое «убеждение в том, что эти упования не будут обмануты».
Размышляя «о тех задачах, которые перед ним ставит современность и руководящие театром органы Правительства», Станиславский пишет далее: «Вывод, к которому я пришел, говоря коротко, состоит в том, что Художественный театр
Система рассуждений Станиславского и его конструктивные предложения об улучшении работы МХАТ получили поддержку; театру была оказана всесторонняя помощь; был упразднен так называемый Художественно-политический совет, вмешивавшийся в прерогативы Станиславского и Немировича-Данченко; производственный режим театра был приведен в согласие с коренными творческими задачами – с задачами создания большого, нужного народу реалистического искусства сцены и с задачами воспитания актера нового типа.
278
Фрагмент взят из записной книжки, на обложке которой Станиславский помечает: «Работа над ролью».Имеется в виду известное высказывание Пушкина из его «Table-talk»: «Отелло от природы не ревнив – напротив: он доверчив».
279
По-видимому, Станиславский записывает в этой строке заглавие, предложенное его другом и редактором Л. Я. Гуревич.280
Хохлов Константин Павлович (1885–1956), который в 1908–1920 гг. был артистом МХТ, с 1922 г. режиссировал в Ленинградском Большом драматическом театре, с 1925 – в Ленинградской акдраме им. Пушкина, а с 1931 – в Москве, в Малом театре (ко времени записи близки его поставленные здесь спектакли «Плоды просвещения», 1932; «Враги», 1933; «Бойцы» Б. Ромашова, 1934).РАЗГОВОР С М. П. АРКАДЬЕВЫМ
281
Аркадьев Михаил Павлович (1896–1939) – театральный деятель, ответственный работник Наркомпроса; позднее (в 1936–1937 гг.) – директор МХАТ. Сделанный Станиславским конспект беседы с ним (трудно сказать – предстоящей или уже состоявшейся) связан с делами Оперного театра имени Станиславского.282
Режиссерскую работу в Оперном театре вели В. С. Алексеев, З. С. Соколова, В. В. Залесская, М. Л. Мельтцер, В. Ф. Виноградов, П. И. Румянцев; привлекали к работе Б. И. Вершилова. Все названные обладали по преимуществу педагогическими дарованиями и навыками. Следов переговоров с К. П. Хохловым, который в это время решал вопрос о переходе из Ленинградского БДТ в Москву, не обнаружено.Каверин Федор Николаевич (1897–1957) – режиссер. Возглавлял Театр-студию Малого театра, которая как раз в это время переформировывалась в Новый театр. Ф. Н. Каверин занимался музыкальной режиссурой, преподавал в Оперной студии Московской консерватории, поэтому вопрос о его привлечении к работе в Оперном театре вставал вполне естественно.
283
Крымов Николай Петрович (1884–1958), с которым Станиславский успешно сотрудничал в постановках «Горячего сердца» и «Унтиловска», был привлечен к работе над 1-м и 3-м – «русскими» – актами «Золотого петушка»; художником 2-го – «восточного» – акта был Мартирос Сергеевич Сарьян. Однако эскизы Крымова, как и эскизы Лентулова, Станиславский в конце концов отклонил. Декорации 1-го и 3-го актов в спектакле выполнил художник С. И. Иванов, с которым Станиславский до того работал над «Борисом Годуновым» (1924 г.)Премьера «Золотого петушка» состоялась 4 мая 1932 г.
284
Станиславский перечисляет работников Главного управления театров, с которыми ему приходилось сталкиваться как «худруку».Новицкий Павел Иванович (1888–1971) – театровед и критик.
В 1932–1936 гг. работал заместителем начальника Главного управления театров. Он был настроен против Станиславского и его системы, неоднократно публично обличал ее «идеалистическую сущность». На театральную общественность произвела тяжелое впечатление его речь на юбилейном заседании Театра имени Вахтангова в ноябре 1931 г., когда Новицкий прочел тенденциозно подобранные выдержки из дневника покойного Е. Б. Вахтангова. «Выслушиваем ежемесячные выговоры Новицкого и его бюрократические предписания», – записывал Станиславский летом 1932 г.