Письма и документы. 1917–1922

Дан. Я принадлежу к той части ЦК, которая употребляла все усилия для сохранения партийного единства. Мартов говорит, что мы стремились сохранить его механическими средствами. Но что он сам предлагает? Его доклад был скорее доклад о расколе, чем об единстве. В качестве представителя большинства съезда он должен был указать платформу, на которой большинство будет строить партийное единство. Он обязан был задуматься, какими средствами можно добиться, чтобы отход от партии был бы минимальным количественно. Вместо этого Мартов посвятил свой доклад доказательствам необходимости и неизбежности раскола.

Для всякого единства, конечно, нужна принципиальная основа, но такое положение, при котором люди, признавшие наличную принципиальную основу и решившиеся остаться в партии при этой основе, производили в то же время беспредельное политическое межевание, оплевывали партию, саботировали ее, – не должно быть допущено, этот опыт не должен быть повторен. Здесь все разыскивали начинавших. Но ведь интернационалисты уже на майской конференции заявили, что, оставаясь в партии, оставляют за собой свободу действий. Нужна, конечно, принципиальная основа, но принципы в нашей партии вовсе не обладают такой действительностью [758] . Я не думаю, что большинство на этом съезде создалось на почве прочной спаянности идейной. Причину создания нового большинства надо искать, вероятно, в том, что напуганный партийный обыватель шарахнулся в сторону стихий.

Когда стало намечаться поражение революции и тактика большинства партии стала сближаться с меньшинством, интернационалисты производили акты раскола, в которых не было никакой необходимости даже с точки зрения фракционной. В Предпарламенте, например, большинство нашей фракции встало на одну позицию с меньшинством по основным вопросам, интернационалисты все же образовали свою фракцию, оставаясь в ЦК, они принимали участие в заседаниях, противопоставлявших себя ЦК. В центральном органе интернационалистов беспрерывно травили партию и выводили все несчастья из линии партии.

На этом съезде фактически наметилось если не тождество, то такое сближение двух частей партии, какого не было раньше.

Объективные условия, созданные диктатурой, слишком кричащи.

Для раскола сейчас меньше данных, чем раньше. Я лично буду считать величайшим несчастьем для партии, если какая-нибудь часть ее отколется на этом съезде. Единство должно быть обеспечено введением дисциплины. Всякая попытка ослабить ее должна быть отметена. Кто согласен с мнением относительно текучести наших настроений, должен согласиться и с моими выводами.

На нынешнее большинство ложится большая ответственность. Боюсь, что оно очень плохо подготовлено для создания единства. Как сторонник единства, не разделяющий линии теперешнего большинства, за которой может скрываться желание укрыться от участия в решении больных вопросов жизни, я хотел бы, чтобы большинство оказалось достойно той ответственной задачи, которая ложится на него.

Романов. Нужно констатировать одно. Большинство присутствующих участвовало на многих съездах последнего времени. Многие, сидевшие тогда на правых скамьях, ворчали тогда на линию большинства. Теперь ворчавшие пересели частью на левые скамьи. В жизни партии происходят процессы, которые надо учитывать. Надо найти такой выход, чтобы партия как целое могла существовать. Нужна самая строгая дисциплина, но думаю, что намордник не поможет. Не надо копаться в прошлом и не надо искусственно затыкать рот меньшинству в пределах единой партии. У нас до революции не было партии. Теперь есть широкая возможность для ее создания, если желать этого. Инстинкт рабочего класса поможет найти линию, которая выведет нас из тяжелого положения.

Ерманский. Дан утверждает, что Мартов кончил доклад за упокой единства. Это верно лишь во внешнем смысле слова: он говорил о расколе для сохранения единства, а кончил чуть ли не угрозой бойкота провести большинство. Кто проделал революционный опыт в Петрограде и знает историю борьбы с ларинизмом [759] , знает, что я не раскольник. Дело идет о партии, а не о лицах. А партия давно больна. Болезнь ее кроется в сложной обстановке нашей жизни. В ней источник всех ошибок.

До войны приходилось вести борьбу по разным тактическим вопросам, например, по вопросу о разных кампаниях и других формах координирования сил.

Роль интеллигенции сложилась тоже на почве особенностей нашей жизни. В период реакции она болезненно раз[дели]лась. Через обслуживание разных буржуазных органов и газет сближалась с интересами других непролетарских слоев.

В рабочей среде растет тред-юнионизм без тред-юнионов. Растет французский министериализм. Мильерановского типа [760] . Потресов выдвинул формулу национально-государственного объединения.

Передо мной давно стоит вопрос о классовой розни в нашей среде. Я отвечал всегда на этот вопрос отрицательно, но когда для меня наметилась эта рознь, я перестал быть примиренцем.

Положение, конечно, серьезное. Если бы мы думали только о расколе, мы бы давно уже произвели его. Нам приходилось сопротивляться напору рабочих в этом вопросе. Как спасти меньшевизм? Как лечить болезнь его? Если лечить ее знахарскими приемами, единства не получится.

Нас связывает с вами только отрицание большевизма. Если бы не это, мы давно не были бы с вами. Единство нужно идейное. Надо спасти его ценой единства организованного.

Давдариани (Сан) [761] . Трудно говорить об единстве в атмосфере, где, кажется, предрешено обратное. И тем не менее мне кажется, что, если [бы] попытались говорить не о прошлом, а о будущем, легко можно было бы найти общий язык. Меня могут упрекнуть мои единомышленники-интернационалисты в излишнем примиренчестве, но я уверен, что единство нашей партии вещь более реальная, чем только [что] принятая нами формула от энесов до большевиков. И это единство возможно под флагом интернационализма, очищенного от большевистских примесей. Я интернационализм понимаю в смысле давления на западноевропейский пролетариат. В области давления на правительство мы ничего сделать не можем. Только разбудив западноевропейскую демократию, наши усилия в этом отношении не будут бесплодны.

Я согласен с тов. Даном, что объективные условия никогда не благоприятствовали единству так, как теперь при большевистском правительстве, когда в партии оборончество как руководящая линия ликвидировано. Оратор оспаривает взгляды тех интернационалистов, которые полагают, что оборонческая идеология оппортунистична. Он напоминает, что то же самое говорили большевики о так называемом ликвидаторстве [762] . Мы же тогда знали, что в русской [политической] деятельности ликвидаторство играет более революционную роль, чем большевизм. Аналогию с этим оратор находит и в деятельности оборонцев во время войны, когда их участие в Военно-промышленных комитетах [763] было крупным политическим фактом. Что же касается оборонческой теории, то он не находит в ней ничего равного теориям так называемого национального социализма, развившегося во время войны на Западе. Перестройкой теории наше оборончество не занимается, и в Потресове оратор не видит будущего Шейдемана. Причина острых форм наших разногласий в том, что мы не могли нащупать линии к окончанию войны. Но она [причина] не в национально русских условиях, а в международной обстановке. В России мы сделать ничего не можем. Что же касается до Запада, то оратор оптимист, он считает, что объективные условия ведут к восстановлению интернациональной борьбы пролетариата, к восстановлению Интернационала. В ближайшем будущем неизбежно национальное единение уступит место классовой борьбе. Близки глубокие потрясения, и только это спасет Россию и от сепаратного мира, и от всего, что с ним связано. И вера в это заставляет оратора надеяться, что наши партийные относительно мелкие разногласия будут затушеваны в дальнейшем.

Пинкевич [764] . Пинкевич передает, что организация, делегировавшая его (Новгородская губернская конференция), считает необходимым полное единство партии на основе отчетливой тактической линии и полной партийной дисциплины; конференция считает, что таковой линией может быть только интернационалистская.

Голиков заявляет, что он впервые за годы войны согласен с тов. Мартовым. Он полагает, что единства уже не существует; есть общее помещение Центрального комитета, вывеска и т. д. Он думает, что при таких условиях раскол будет полезен. Война разорвала меньшевизм: часть стала на позицию Циммервальда – Кинталя [765] – и в этом корень зла. Теперь у нас есть две линии. Одна с тяготением к Смольному, другая – хранящая традиции меньшевизма; и сторонники последней, стоящие на точке зрения второго, а не третьего, не гриммовского Интернационала [766] , считают единство невозможным. То, что есть теперь, есть взаимная нейтрализация партии. Положение максимально ненормально. Бывает, на одном и том же собрании члены одной и той же партии, меньшевики, перед рабочими массами выступают друг против друга, например, один за, а другой против коалиции. И в результате рабочие массы не хотят верить ни одному. Каждая из этих групп считает другую вредной или опасной для рабочего движения. При таком расхождении ужиться нельзя. Будьте на пути старых традиций меньшевизма, – кончает оратор, – да здравствует раскол.

Чиркин. Крайности сходятся. Сошлись и Голиков с Ерманским. Оратор решительно протестует против заявления последнего, что интернационалистов с оборонцами связывает только отрицательное отношение к большевикам. Не знаю, – заявляет он, – как ответят оборонцы на заявление Ерманского о желательности для него раскола с ними. Но я могу сказать от себя, что решительно ничего не потерял бы, если [бы] Ерманский сидел рядом со мной. Если кто хочет уходить из партии – вольная дорога. Но надо признать, что раскол партии принес бы огромный вред ей. В этом отношении автор согласен с тов. Даном. Положение теперь напоминает положение после 1907 г. Как и тогда, революционные силы идут, и надо собирать остатки, чтобы спасти, что можно, для рабочего движения. В те годы тов. Аксельрод поставил вопрос о рабочем съезде, ибо партия задыхалась в интеллигентской атмосфере. Теперь мы переживаем нечто во многом похожее. Угрозы единству с обеих сторон – и от Ерманского, и от Потресова с Голиковым. Перед нами же, рабочими, вопрос о единстве стоит острее, чем когда-либо. Речь идет об освобождении рабочего класса от того духа авантюризма, которым его пропитали большевики. И это возможно только путем противопоставления большевизму марксизма. Если мы не преодолеем препятствий к единству, будет закрыт последний путь сопротивления тем волнам анархии, которые захлестывают рабочий класс. Надо во что бы то ни стало справиться с сектантством.

Мысков. Мы заявили на майской конференции, что расходимся с большинством не по вопросу о войне, а в оценке международных сил. Мы верим, что торжество интернационализма будет торжеством рабочего класса. Но, учитывая соотношение международных сил, мы приходим к неизбежному выводу: надо решить нашу общенациональную задачу. Мы встанем на вашу точку зрения, пока эта национальная задача не будет решена.

Давдариани говорит, что международная обстановка неблагоприятна, Россия не может выпрыгнуть из себя, не может она решить международную обстановку. А если это так, надо заниматься политикой, которая приведет к нашей и всего Интернационала победе.

Пока вас будут смешивать с большевиками не в лице рабочих масс, а авантюристов [767] , пропасти между нами не заполнить.

Мартов мужественно заявил, что мы не можем ужиться в единой партии. [Это] конечно, так, [особенно] если будет продолжаться внесение разврата в рабочую среду.

Если съезд представляет рабочую партию, если вы хотите положить предел настоящему, вы должны сказать, что хозяином делается рабочий класс.

Здесь достаточно представлен авангард рабочего класса, чтобы он мог взять в свои руки съезд меньшевизма. Если бы создалась здесь рабочая группа, которая получила бы представительство в ЦК, единство было бы обеспечено. Или вы с нами без большевиков, или мы без вас.

Брусин [768] . Полагаю, что свободой слова злоупотреблять не следует. А Голиков возгласом «Да здравствует раскол!» злоупотребил свободой слова. Легко сказать «раскол», а что хорошего выйдет из этого? Мартов не скрывает, что может создаться несколько фракций. При нашей политической грамотности что получится на местах? Может быть, вы и будете после раскола хорошими марксистами, но какая польза для рабочего класса от этого? Каждый из нас считает только себя марксистом. Кто разберет, который настоящий. Резолюции Дана и Мартова не так сильно расходятся. У нас на Урале нет раскола; вы хотите его внести к нам. Вместо того чтобы с нами вместе вести борьбу с авантюризмом, вы хотите дать нам чистенькую принципиальную партию. Но из этого получатся только похороны партии.

Здесь уже злоупотребляли словами: «Да здравствует раскол!» Позвольте и мне провозгласить: «Да здравствует единство партии!»

Либер. Единство движения рабочего класса и единство партии – это разные вещи. Надо ставить вопрос в плоскости единства рабочего классового движения. Если бы интернационалисты состояли из товарищей, подобных Давдариани, то не было бы сомнений, что единство вполне возможно. Но он по ошибке принадлежит к этой фракции. Обыкновенные условия таковы, что мы можем и должны быть едины.

Вопрос только, в каких формах будет изживаться болезнь большевиков. Составляйте ЦК, ведите партию, и если вы не потащите партийное знамя в кровавой грязи – наша поддержка вам обеспечена. Саботажем мы не будем заниматься. Докажите, что может восторжествовать лишь Давдариани, тогда будет обеспечено единство.

По отношению к центрам должна быть полная лояльность. Если бы нам пришлось основать отдельную парламентскую фракцию, мы не стали бы выступать от имени партии. Партия не имеет права на раскол, не убедившись, что она не может быть едина.

Астров. Я всегда был сторонником единства не потому, что не нахожу разногласий между нами. Но я считал, что среднюю [линию] надо найти между нами и центром партии, а не между нами и большевиками, как это случилось с нашей резолюцией. В нашей среде есть люди, которые хотят нас во что бы то ни стало прикрепить к большевистской колеснице. Мартов должен согласиться с этим. Вне этой средней линии нет возможности сохранить меньшевизм, это ядро классовой партии.

Если бы дело было лишь в установлении теории, пришлось бы установить, что между нами непроходимые разногласия. Но сейчас речь идет о том, чтобы найти путь к настоящей классовой партии.

Здесь говорили о большевистских рабочих, с которыми надо искать сближения. К сожалению, приходится выбирать не только между партией и большевистскими рабочими, но и между большевистскими и меньшевистскими рабочими. Но на этих скамьях (направо) сидит все, что вы, тов. Мартов, воспитывали в течение полутора десятков лет. Это весь наш партийный капитал.

Ни в одной стране вопрос о расколе не решался так легкомысленно, как у нас. Я готов подчиниться какой угодно линии партии, но может повториться то, что было после августовского съезда. Будет принята резолюция и останется на бумаге. Чтобы не случилось этого, должны быть приняты во внимание все оттенки мнений, проявившиеся на съезде. Всем, кто дорожит будущим партии, я рекомендую учесть это обстоятельство. Мы должны быть едины даже в том случае, если будем существовать как партийные группы.

Мартынов считает нужным отбросить в сторону демагогические по существу рассуждения о рабочих и интеллигентах. Мы знаем, что сотни и тысячи рабочих, поддерживающих террором меры Ленина [769] . То, что на стороне Потресова цвет рабочей интеллигенции – верно. Но ведь и Шейдеман, и Гендерсон – тоже рабочие. Это не доказательство. По существу же [положение] безнадежно. Слеп тот, кто думает, что война не изменила положение Интернационала, что после войны мы вернемся к старому. Это невозможно не потому, что крови много пролито, а потому что война создала совершенно новую обстановку. В социальную революцию наподобие большевиков мы не верим, но знаем, что неизбежно придут крупные социальные бури, и здесь мы не сможем идти по одному пути с теми, кто в лагере Шейдемана и Потресова, потому что, как теперь ясно, у них совершенно иной подход [770] к этим вопросам.

Переходя к группировкам внутри партии, оратор отмечает, что, по его мнению, сейчас происходит эволюция партийного центра по пути к III Интернационалу; это дает уверенность, что вместе с центром интернационалисты идти могут. Из этого следует, что между ними может быть выработана средняя линия, – у центра линии нет. Что же касается до Потресова, то по отношению к нему оратор бросает: «Лед и пламень, вода и камень не могут быть так различны, как мы с Вами» [771] . Зарецкая заявляет, что она хотела спорить с Голиковым, доказывать возможность единства с точки зрения оставшихся в меньшинстве. Теперь речи Ерманского и Мартынова убедили оратора в непригодности нового большинства съезда к роли большинства партии. Отстаивать возможность для меньшинства оставаться в партии можно только тогда, когда большинство не хочет изгонять меньшинство. Тов. Зарецкая предостерегает от этого пути и заявляет, что если до этого дойдет, то она, во всяком случае, не будет в числе тех, кто держится за ручку двери, не давая вышвырнуть себя из партии.

Но среди интернационалистов, кроме Ерманского и Мартынова, есть Давдариани и Астров, с которыми работать можно, и поэтому оратор все же против позиции Голикова. Но, возражая против ухода из партии, оратор одновременно и против создания центральных учреждений на основе пропорционального представительства; центр должен быть не дискуссионным клубом, а политическим вождем, поэтому он должен обладать сплоченным большинством из числа представителей большинства съезда. Пусть последнее покажет и свое политическое лицо, и свою работоспособность. Оратор желает только, чтобы интернационалисты не сделали со всей партией того, что они сделали с петроградской организацией.

Югов наибольшую угрозу единству партии видит в той сектантской психологии, которая охватила руководящие круги партии. То, что сейчас идет на съезде, – это единоборство между руководителями петроградских партийных крыльев. Совершенно не чувствуется в дебатах отражения той тяжести, которая лежит на провинциальных работниках благодаря разрухе в центре. Ведь у нас была не единая партия, а масса партийных республик – в каждом городе самостоятельная.

Оратор на прошлом съезде был в числе группы интернационалистов, которая осудила раскольническое выступление «двадцати семи» [772] , но воспрепятствовала их исключению. Практика убедила его, что так дальше продолжаться не может; это была практика санкционирования фактического раскола. Теперь единство должно быть создано на основе прочной партийной дисциплины.

«Новый луч», 6 декабря, № 5