Газеты, конечно, дойдут до Вас раньше этого письма и из них вы узнаете о радостном сюрпризе, который сделал государь своему народу. Взял, да отправился в Москву, а завтра к Троице, а оттуда отправится, говорят, в Нижний! Об его приезде в Москву узнали только за сутки. Московское начальство приняло было меры предосторожности такого рода, чтобы запереть Кремль, не пускать туда ни души, препятствовать всякому народному сборищу, но государь, узнав о том в Твери, прислал оттуда депешу, чтоб никаких помех народной встрече не делали. К сожалению, депеша пришла ночью, и утром, в 9 часов, на жел<езной> дороге действительно, кроме военных и высокопоставленных лиц, никого не было. Но зато на выходе в Усп<енский> собор, а потом в Чудов, народ взял свое! Все крестились, и если утро не было тем перекатным громом, каким мы с Вами его знали в былые времена, то лишь потому, что народ произносил вслух молитвы или «слава тебе, Господи!» Это верно.
Разумеется, в самой сердцевине лета и притом в лютый жар (хотя, впрочем, в ночь пошел проливной дождик и погода переменилась, но накануне приезда и дней за пять жара была убийственная) – общество в Москве малочисленно, и потому на выходе было, сравнительно, не много[48]; однако ж не так мало, как можно было опасаться. Анна нарочно отправилась в Москву и мы были с ней во дворце. Государь произвел приятное впечатление на всех своим бодрым, мужественным видом. По Москве он катался в коляске, без всякого конвоя, чем народ очень гордится, – а сегодня на Ходынском поле, где происходил смотр войскам, народ прорвал все шпалеры и государь едва подвигался в массах неистовавшего от радости народа. Это явление царя народу[49] снимает много тягости с народного сердца. «Как есть государь!» говорит народ. Дай же Бог, чтобы путешествие по России совершилось до конца благополучно!.. Из министров с ним один Игнатьев[50] (вообще свита очень маленькая…).
А мы дня 4 до приезда царя только что возвратились с Анной из Варварина, где прожили слишком неделю, для чего я должен был предварительно усиленно поработать и заготовить целый No вперед. Впрочем Дарья[51], а может быть и Китти[52] уже писали Вам об этом… Время мы провели там отрадно. Китти только что окончила какое-то богатырское лечение, от которого едва начала оправляться, но лечение, кажется, было не без пользы. Китти вставляется в свое Варварино как в рамку и всю ее наполняет. У ней много занятий и по церкви и по школам, да она служит и центром для всей окрестности, так что, я думаю, она не скучает, – чего про Дарью сказать нельзя.
Прощайте, милая дорогая графиня. Что это Вы все хвораете? Как идут Ваши учреждения? Прощайте, целую Вашу ручку, и утешьте нас доброю о себе вестью.
Вам всею душою преданный
11
11 апреля 1882
Дорогая графиня, письмо это передаст Вам Петр Алексеевич Бессонов, который отпущен Харьковским университетом (где он профессором) в путешествие по славянским землям и который просит чрез мое посредство Вашего ходатайства пред Деляновым[53] об оказании некоторого подспорья путешественнику со стороны М<инистерст>ва народного просвещения. То есть, Бессонов будет там хлопотать сам, и только желает Вашей поддержки. С моей стороны я исполняю его просьбу.
Можете себе представить у Анны, совсем раздавленной кончиною нашей дорогой Китти, – в добавок коклюш. Он пристал к ней от детей приюта, – так что она совсем расклеилась. С нетерпением ожидаю тепла, чтоб ее перевезти на дачу. До свидания, милая графиня, говорят Вы и сами скоро будете в Москву.