Письма И. С. Аксакова к А. Д. Блудовой

Добросовестность требует, чтоб предпринятый мной труд был отсрочен до… окончания войны. Я и готов это сделать, готов даже возвратить Обществу взятые мною деньги, но желаю иметь в виду другое верное занятие. Я хочу вступить в какую-нибудь гражданскую должность при Дунайской армии. Существуют же канцелярии при главных квартирах, при главнокомандующем, при начальниках отдельных отрядов? Нельзя ли мне попасть в одну из подобных канцелярий, хоть в звании писца? Серьезно говорю Вам, что готов принять должность писца, только там, на Дунае. Я хочу быть ближе к театру войны, хочу… Да что же Вам объяснять? Вы верно понимаете вполне мои побуждения, графиня! Шеншину, должно быть, хорошо известен состав канцелярий при действующей армии: сделайте милость, расспросите его подробно и потрудитесь меня уведомить. Никакого высшего разрешения добиваться не нужно; необходимо только рекомендательное письмо к какому-нибудь начальнику штаба, письмо, с которым бы я мог явиться на Дунай! Если это возможно, если я получу от Вас ответ благоприятный, то немедленно явлюсь в Петербург для расчета с Обществом, возьму письмо и – на Дунай! – Досадно только, что письма ходят так долго: это письмо Вы получите не ближе как через 12 дней. Если Вы напишите ответ через неделю по получении моего письма, то потрудитесь адресовать Ваше на мое имя в г. Полтаву; если же позже, – то в г. Ромны Полтавской губернии. В ожидании ответа, я стану продолжать свои разъезды. Я уже писал об этом предмете Оболенскому, но письмо – будто в воду кануло.

Вы, верно, уже знаете 4 стихотворения Хомякова[12]. Я также написал стихи, которые пересылать неудобно. По этой же самой причине, т. е. по причине неудобства, я и к Вам не писал… Уже и без того про меня говорит Хомяков, что я занимаюсь воспитанием почтовых чиновников!.. Прощайте, графиня. Надобно все-таки сходить взглянуть на ярмарку и послушать жалоб на застой торговли… Если б Вы знали как противны стали мне теперь все эти скучные статистические исследования, когда все мысли заняты одним, когда в голове только Дунай, да Дунай! Будьте же так добры, отзовитесь на письмо мое и, если можно, то поскорее, в возможной скорости, как пишется в официальных бумагах!

Преданный Вам Ив. Аксаков

Прошу Вас засвидетельствовать мое глубокое уважение графу.

3

18 июня 1854 г. Курск

Вы, верно, руководствуетесь какими-нибудь особенными соображениями при посылке ко мне писем. Ваше письмо, писанное 18 мая, получено мною 18 июня, т. е. ровно через месяц! Кажется, оно съездило в Москву, потом воротилось к Вам в П<етербург> и затем уж отправилось по назначению. Это письмо служит, впрочем, ответом на мое письмо, еще не полученное Вами, в котором я излагаю разные свои предположения. Итак, от Дуная мне должно отказаться. В таком случае я докончу возложенный на меня труд, а потом уже, разделавшись с Географическим обществом, постараюсь прикрепить себя и весь свой душевный неугомон к Дунаю, или к Одессе – или к другому месту, где происходит всемирная передряга. Я не могу сложить с себя так легко «почетное звание» описателя ярмарок: для этого надобно заплатить 2000 р<ублей> сер<ебром> взятые мною у Общества. Но я решался и на это, – в случае возможности перейти на Дунай. Теперь же это не стоит и делать потому, что через 3 ¹/₂ месяца мои разъезды должны окончиться. Нельзя сказать, чтобы ярмарок не было. Они существуют; купцы, всеми силами домогающиеся денежной выручки за товары, в которые посадили свои капиталы, возят «на авось» свои товары туда, куда прежде не возили, или в большем количестве, – но дело кончается обыкновенно тем, что товары непроданные едут обратно и купцы терпят убытки. Тем не менее ярмарки могут быть описаны и теперь, – но в настоящую минуту они не то, что были в прежние годы и не дают верного понятия о нормальной своей деятельности.

Вы говорите, что под моим именем ходят какие-то нехорошие стихи. Не знаю, какие это. Я точно написал стихи, которые злонамеренными людьми легко могут быть истолкованы в дурную сторону. В них говорится о необходимости для России обновиться через сознание, отречься от лжи и идти иным, чистым путем, и проч., и проч. Такой чистый высокий подвиг предлежит России, что он требует и от нас соответственного очищения в духе. Впрочем, Вы, верно, не желаете, чтобы я распространялся об этом предмете. И не буду. А жаль, что и теперь, несмотря на весь огромный смысл переживаемой нами минуты, честным людям зажимают рты. Помоги Бог России!

Благодарю Вас от всей души за все Ваши хлопоты, передайте мой дружеский поклон Шеншину и попросите его, как скоро он поедет через Харьков или Полтаву, справиться обо мне на почте: там знают – в городе ли я и где именно, на какой квартире. Он уже проезжал однажды через Харьков, но архиерей не знал моего адреса и потому Шеншин, спросивший обо мне архиерея, не мог найти меня.

Будьте здоровы, графиня.

Преданн<ый> Вам Ив. Аксаков

4

21 окт<ября> 1858 Москва