Услышав его слова, Амалия едва не опрокинула на пол небольшой подсвечник, но Анри успел протянуть руку и подхватил его на лету.
«Однако отменная реакция у этого господина!» – подумала Амалия, холодея. Вслух же она произнесла:
– Право же, сударь, я не понимаю, о чем вы.
– Я в этом не сомневался, – ответил молодой полицейский. – На всякий случай, если вы захотите освободить ваших друзей, скажу вам, что они прикованы к фонарному столбу неподалеку от Одеона.
Амалия села и молча поглядела на незваного гостя. Хотя она была далека от того, чтобы считать Анри Готье своим другом, поневоле она чувствовала к нему уважение, которое с каждым его новым поступком только увеличивалось.
– По-моему, – произнесла она в пространство, – это не объясняет, зачем вам понадобилось видеть меня.
Скарамуш шумно вздохнул.
– Наш разговор, который был начат в саду Тюильри, еще не закончен, – проговорил Готье. – И я желал бы получить ответы на свои вопросы.
Амалия пристально посмотрела на него.
– В самом деле? Вы уверены, что имеете на это право? – Она откинулась на спинку кресла. – Насколько я знаю, вовсе не вы расследуете убийство графа де Монталамбера. Так что, боюсь, вы зря рассчитываете на мою откровенность.
Готье улыбнулся.
– Значит, вы уже навели обо мне справки? Похвально. – Он потер подбородок. – Что ж, попробуем по-другому. Где ваш дворецкий, Франсуа Галлье?
– Отпросился, – равнодушно ответила Амалия.
– И вы его отпустили?
– А почему бы нет?
– И давно вы его знаете? – Готье вытащил уже знакомую Амалии книжечку в черном переплете.
– Несколько дней. Но к чему все эти вопросы?
Полицейский вздохнул.
– Если бы вы позаботились навести справки о вашем дворецком, мадам, вы бы узнали, что его фамилия вовсе не Галлье, а Эперон. Он вор, и довольно ловкий, надо отдать ему должное, потому что ни разу еще не попадался нам, но вы должны знать, что никакая удача не длится вечно. У нас есть кое-какие данные о нем, и я полагаю, вам будет небезынтересно их узнать. – Готье пролистал свою черную книжечку. – Вот. Эперон Франсуа-Рене-Жерар, родился в марте 1859 года, точная дата рождения неизвестна, потому что его нашли на какой-то улице сердобольные люди и отнесли в приют Святого Франциска, где ребенка окрестили и дали ему фамилию. Родители неизвестны, мать, скорее всего, девица легкого поведения. Лет до двенадцати парень вел себя исключительно примерно и не был замечен ни в чем предосудительном, но потом попался на краже варенья из погреба и с тех пор не оставлял это ремесло. Все попытки исправления ни к чему не привели. – Готье захлопнул книжечку и спрятал ее в карман. – Уверен, именно он украл драгоценности герцогини де Лотреамон.
– Боюсь, вам придется это доказать, – возразил вдруг чей-то дерзкий голос.
Амалия и Готье одновременно обернулись. В дверях комнаты стоял Франсуа и, заложив руки в карманы, с ухмылкой поглядывал на полицейского.
– Я же отпустила тебя, – недовольно сказала Амалия.
– Ну а я решил вернуться, – отозвался Франсуа. – Мое почтение, господин Готье!
– Господин Готье, – поспешно вмешалась Амалия, – рассказывал мне тут про тебя ужасные вещи.
– Я слышал, мадам, – ответил мошенник. – Между прочим, про то, что я украл варенье, – вранье. На самом деле его спер косой Робен, а повесил кражу на меня. Такой он был гаденыш, этот Робен! – Франсуа покачал головой. – Одно приятно, что ему недолго удавалось проделывать свои штучки. Как-то он попытался обмануть принца воров, и тот велел переломать ему руки. С тех пор Робен заделался честным гражданином.
– Ну а как насчет тебя? – осведомился Готье. – Может, ты тоже вдруг решил стать честным?
Франсуа поднял руки:
– Можете обыскать меня, господин полицейский, и если вы найдете при мне хоть что-нибудь, принадлежащее герцогине Латюрьмон…
– Лотреамон, – поправил его полицейский.
– Я так и сказал, Латрюмон, – кивнул Франсуа. – В общем, если вы сможете сейчас доказать доброй даме, моей хозяйке, что я вор, то я не отстану от вас до тех пор, пока вы не запрете меня в самую крошечную камеру самой гнусной тюрьмы во Франции.
Готье поднялся с дивана и подошел к нему.
– Это я могу сделать и без твоего разрешения, – хладнокровно заметил он, после чего весьма профессионально обшарил Франсуа. Впрочем, как и следовало ожидать, инспектору ничего не удалось обнаружить.
– Все? – спросила Амалия, когда обыск был окончен. – Можете также осмотреть комнату моего дворецкого. Как знать, вдруг он припрятал награбленное там?
Готье покачал головой.
– Нет, госпожа баронесса. Думаю, он уже успел вынести драгоценности из дома и положить в какое-нибудь укромное место. Именно поэтому ему и понадобилось вчера отлучиться. – Он поглядел в глаза Франсуа прямым, холодным, жестким взглядом. – Я не прощаюсь с тобой, Эперон. И с вами, госпожа баронесса, тоже. – Он коротко поклонился и шагнул к выходу.
– Да, – сказал он, уже взявшись за ручку двери, – и не забудьте расковать своих людей, госпожа баронесса. Думаю, им уже наскучило стоять возле фонаря. Всего доброго.