Письма из одиночества

Быстро застегнул плащ на все пуговицы, так что он приобрел форму рясы, и засунув в кадило остаток сигареты, начал раскачивать его. Дым теплой ватой заволок наши лица. Напряжение спало. Даже в лампочках. Потускнело, как в храме. Комиссар прежде всего проповедник, и, как всякий проповедник, он умел убеждать людей… Чем умнее себя считали люди, тем легче ему это удавалось. Когда у человека нет веры, только образование может заставить его умереть добровольно. Он нашел болевую точку и надавил на мое сознание, как на прыщ, который мешал ему пройти кастинг на главную роль:

– Сынок, это война, тот, кто живет, в полном смысле этого слова подталкивает к краю обрыва тех, кто хочет выжить, они обязаны подохнуть за того, кто живет хорошо, каким бы ничтожным он ни был, ничтожество живее всех живых, потому что оно ничто. Смирись с этим и ступай. Вдохни поглубже, воздуха больше не будет.

– Комиссар, мне страшно, – обреченно возразил я.

– Страх – это же твое нормальное состояние, ты с ним вкусил мир, ты с ним и уходишь. Чтобы тебе было легче, кричи что-нибудь дерзкое, то, чего никогда бы себе не позволил при жизни ты, а скорее, не позволяло общество…

Я пытался сопротивляться, однако конечности не слушались, и скоро моим мясом зафаршировали пушку. Меня зарядили. Теперь я снаряд, я тот самый не розовый слон, который рванет так, что мало не покажется. Я почему-то вспомнил первый полет человека в космос и постарался улыбнуться так же.

Представил, как кто-то пакостный и ничтожный подводит меня к пропасти, к краю жизни, темноты, забвения, могилы, плоти, к раю, где должно быть все включено, замер и через мгновение взвился вверх, чтобы скоро вонзиться, погрузиться в бескрайнюю плоть Родины. Как же она все-таки красива…

Внизу осенняя соленая лужа плескалась среди гор и степей, море целовало берег, а он все сомневался: то раздевался, то снова накидывал на себя синее влажное одеяло. Где-то на горизонте замер слон, мир всегда сомневался, и когда он решался убить, это уже была война.

Я летел и кричал на весь мир:

– Кыш, государство, пошла на х…, смерть, мне нужна другая! Пошли на х… все, кто хочет мною руководить! Я вам не верю…