Тем не менее книги продать не решался. Ф[окин] опять побежал куда-то и вернулся с секретарем, который обещал мне наконец составить выписку из приходо-расходной ведомости и отдал мне книгу, но опять-таки затруднился: взять деньги или нет. Для решения этого вопроса посылали еще куда-то; вышло решение: взять деньги. Я получил книгу и ушел.
- Скажите, пожалуйста, отчего они не хотели продать книгу? - спросил я у Ф[окина], когда мы сходили с лестницы.
- Боятся. Что с ними станешь делать?
- Чего ж они боятся? Разве это что-нибудь запрещенное? Ведь она прислана для продажи.
- Так-то оно так. Да уж у нас порядок такой. Бог его знает! Ведь оно, конечно, пустяки, ну, а вдруг спросит: "кто смел без моего позволения книгу продать?" Как тогда за это отвечать?.. Так куда же теперь?
- Да мне бы хотелось воспитательный дом посмотреть, только, право, мне совестно, что я отвлекаю вас от занятий.
- Уж вы обо мне не хлопочите. Вот мы как сделаем: сходим теперь в воспитательный дом, а оттуда ко мне обедать.
- Отлично.
Вышли мы на главную улицу, миновали площадь и бульвар. Проехали дрожки с дамою.
- Полковница… - таинственно шепнул мне Ф[окин].
- Какая полковница?
- А наша-то.
- Да, да. Ведь у вас тут полк стоит.
Только в воспитательный дом мы тоже сразу не попали. Зашли мы почему-то в лавку к одному купцу, а оттуда вдруг совершенно неожиданно очутились в какой-то горенке, где застали водку на столе. Я не успел еще опомниться, как уж хозяин, почтенный старец в синем кафтане, стоит передо мною с подносом и, низко кланяясь, просит откушать. Я в замешательстве выпил рюмку и закусил каким-то мармеладом. Только что я успел прийти в себя, гляжу - хозяин уж опять стоит с подносом и опять просит мадерой. От мадеры я хотя и отделался, но должен был зато рассмотреть коллекцию старинных монет и жетонов, в числе которых находилась и подлинная грамата Дмитрия Донского 4, отлично сохранившаяся, написанная, должно быть, древним алицарином на древней же невской бумаге.
Надо заметить, что страсть к археологии и нумизматике 5 здесь в большом ходу и служит вечным и бесконечным поводом к разного рода препираниям и ссорам. Я рискнул было усумниться в подлинности граматы, но, приметив на лице хозяина происшедшее от того неудовольствие, замолчал, не желая разрушать заблуждение, на котором только и держится, может быть, все его дряхлое существование. А тут, на мое горе, нашелся добрый человек, который, бог его знает, - из желания ли сделать мне любезность или просто обрадовавшись случаю поспорить, - счел за нужное меня поддержать и тоже усумниться в подлинности этой несчастной граматы. Хозяин, сделавший мне легкую гримасу, не стал стесняться перед тем гостем и прямо обругал его, приняв недоверчивость за личное для себя оскорбление. Гость ожидал, вероятно, поддержки от меня и затеял спор, просто ради искусства; но, не будучи поощряем мною к продолжению его, умолк и надулся. Хозяин копался в монетах и сердито укладывал их на место, ворча себе под нос:
- Знатоки! Много вы смыслите!.. Как же!.. Ученые!.. - и проч. В этом роде.
Таким образом я невольно внес дух отрицания и раздора в дом почтенного гражданина, который, может быть, и пригласил-то нас, собственно, для того, чтобы мы похвалили его коллекцию. После этого оставалось одно: подмигнуть Ф[окину] и благоразумно удалиться, что я и сделал, разумеется, предварительно поблагодарив хозяина за угощение. Однако совесть меня мучила. Погруженный в сознание только что сделанной ошибки, идя рядом с Ф[окиным], я и не заметил, как мы подошли к воспитательному дому.
- Что же, деточек-то наших посмотреть хотите? - спросил меня мой спутник.
- Ах, да. Пойдемте.
Убежище для сирот и убогих помещается в том же большом каменном доме, где и училище, в доме с красновато-казенной наружностию и огромнейшею золотою вывескою: Дом благотворительных заведений общественного банка Савина.
Мы вошли на двор и поднялись на крыльцо. В сенях встретила нас очень свежая на вид нянька, с кружкою квасу в руках, и дружески сказала моему спутнику:
- А! П. Г.! Что это вас давно не видать? В кои-то веки заходите.
- Вот деточек ваших пришли посмотреть.
- Что ж, милости просим. Пожалуйте. Да что их смотреть? Какие на них узоры?
- А вот господин чиновник желают видеть, - сказал Ф[окин], указывая на меня.