Предположим, благодаря особенно счастливому случаю нам представилась возможность несколько дней пробыть вместе в каком-нибудь городе, допустим, во Франкфурте. Мы договорились на второй вечер пойти в театр, я должен забрать Тебя с выставки. Ты наспех и лишь с большим трудом закончила все свои важные дела, лишь бы успеть вовремя, и теперь меня ждешь. Но ждешь напрасно, я не прихожу, и о простом случайном опоздании уже не может быть речи, все сроки, допустимые в подобных ситуациях даже самым доброжелательным человеком, давно прошли. Нет от меня и никакого известия, чтобы рассеять Твои недоумения; за это время Ты могла бы, не торопясь и с толком, уладить все свои служебные надобности, спокойно переодеться, ибо в театр мы уже все равно опоздали. Обыкновенного упущения с моей стороны Ты даже предположить не можешь, Ты, возможно, даже слегка встревожена, уж не случилось ли что со мной, и, наконец, внезапно решившись, – так и слышу Твой голос, отдающий приказание извозчику, – едешь ко мне в отель и просишь проводить Тебя ко мне в номер. И что же Ты застаешь? В восемь вечера (теперь я переписываю первую страницу своего письма) я все еще лежу в постели, ни усталый, ни бодрый, уверяю, что не в силах подняться, жалуюсь на все на свете и даю основания предполагать, что главные жалобы еще впереди, пытаюсь, поглаживая Твою руку и заискивающе ловя в темноте Твой блуждающий взгляд, исправить свой ужасный промах, всем своим поведением и видом, однако, свидетельствуя, что на самом деле готов сию же секунду и в полном объеме повторить сей промах еще раз. При этом я даже не особенно утруждаю себя объяснениями. Зато несовместимость наша видна мне столь отчетливо и в каждой мелочи, что на Твоем месте я ни секунды бы возле моей кровати не мешкал, а в порыве досады и отчаяния вскинул бы зонтик и со всею силой его об меня обломал.
Не забудь, любимая, что событие, мною описанное, на самом деле скорее совершенно невозможно. Во Франкфурте, например, если мне не дозволят находиться в выставочных павильонах безотлучно, я, вероятней всего, буду, дожидаясь Тебя, целый день торчать у дверей; судя по всему, я и в театре поведу себя не иначе, то есть буду скорее назойлив, чем невнимателен. И при этом я хочу сверхчеткого ответа на свой вопрос, ответа беспристрастного со всех сторон, то есть и со стороны действительности, – потому я и вопрос свой ставлю сверхчетко. Итак, ответь, любимейшая ученица, ответь учителю, который в безграничности своей любви и своего злосчастья хотел бы иной раз исчезнуть с лица земли до неправдоподобия бесследно.
В Твоем последнем письме встречается предложение, Ты однажды его уже писала, я, по-моему, тоже: «Нам друг без друга никак нельзя». Это так, любимая, тысячу раз так, у меня, например, сейчас, в первые часы Нового года, нет более сильного и более дурацкого желания, чем то, чтобы запястья наши, Твой левой и моей правой руки, были связаны неразрывно. Не знаю даже толком, почему мне именно это пришло в голову, может, потому, что передо мной сейчас книга о французской революции со свидетельствами современников, а еще, быть может, потому, что, наверно, все-таки возможно – хоть я нигде об этом не читал и не слышал – вот так, нерасторжимой парой, взойти на эшафот. – Да что же это такое лезет мне в голову, которая, кстати, бедному моему роману ничего сегодня сообщить не пожелала. Это все число 13 в дате Нового года. Но даже самая злостная цифра 13 не помешает мне, любимая моя, привлечь Тебя к себе все ближе, ближе, ближе. Только где Ты сейчас? Из какой новогодней компании я Тебя выхватываю?
2.01.1913
Уже очень поздно, моя бедная, измученная любимая. После не слишком даже плохой, но слишком короткой работы я опять просидел без дела, откинувшись в кресле, и вот уже снова поздно.
Все еще не могу всерьез поверить в задержку моих писем, хоть передо мной и лежит Твоя телеграмма, и я бы предпочел самыми длиннющими своими шагами до Берлина добежать, лишь бы на месте и как можно скорей прояснить все недоразумения. Как это вообще возможно, чтобы два, вне всякого сомнения, правильно надписанных, да еще и с указанием обратного адреса отосланных письма в один и тот же день, но даже с разной почтой, то есть в разных почтовых мешках, – и вдруг затерялись? Я даже представить себе этого не могу. Если это и впрямь случилось, тогда на что вообще можно положиться, этак все письма начнут пропадать, в том числе и это, и только телеграмма еще как-то дойдет. У нас один выход – побросать перья и бежать друг другу навстречу.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное