Письма к матери. 1921 — 1926

Несколько раз он звал меня советоваться по поводу опытных установок. Рассказывал мне о своих столкновениях с различными крупными учеными, как, например, с лордом Кельвином. Давал характеристику работающим [в лаборатории] и ученым. Но все же, несмотря на это, у меня нет уверенности в прочности его ко мне доброго отношения. Это человек колоссального темперамента, который может (как) уйти далеко в одну сторону, так и размахнуться обратно. Я теперь довольно хорошо знаю его характер. Так как его комната напротив моей, то я слышу, как он закрывает дверь. И по его манере закрывать дверь я почти безошибочно могу судить о том, в каком он расположении духа.

Теперь третий вопрос. Это моя работа. Сейчас я работаю над получением магнитных полей очень большой мощности. Это нужно для того, чтобы наблюдать некоторые явления в области радиоактивности. Я начал эту работу, как я тебе уже писал, с одним молодым английским физиком, Блэкеттом. Я полагал получить эти поля тремя методами. Первый из них отпадал теоретически, остались 2. Мы начали работу по второму методу и с места в карьер налетели на почти непреодолимые технические трудности. Пока мой товарищ по работе продолжал эти исследования, я попробовал 3-й метод и сразу получил положительный результат. 1 1/2 месяца я вместе с Э. Я. [Лаурманом] и Блэкеттом продолжал исследования 3-го метода, и нам удалось окончательно установить его пригодность. Надо было только от масштаба маленького перейти к масштабу уже солидному. Так как эти поля открывают новую область и так как Крокодил верит в удачный исход нашей работы, то он решил сделать затраты на производство опытов в большом масштабе. И вот у меня большое помещение, почти в этаж, правда на чердаке. Истрачено более 1000 зол. руб. на закупку приборов, и работа уже в полном ходу. Что выйдет, трудно сказать. Установка почти готова, и на будущей неделе будем пробовать. От удачи зависит многое...

Итак, вот тебе картина того, что я делаю и что у меня тут происходит. Целую тебя крепко, дорогая моя. Пожелай успеха мне. Поцелуй всех остальных.

Кембридж, 29 ноября 1922 г.

Дорогая Мама!

Для меня сегодняшний день до известной степени исторический. Сегодня я получил то явление, которое ожидал. Вот лежит фотография, на ней только три искривленных линии. Но эти три искривленных линии — полет а-частиц в магнитном поле страшной силы. Эти три линии стоили проф. Резерфорду 150 ф. ст., а мне и Э. Я. [Лаурману) — трех с 1/2 месяцев усиленной работы. Но вот они тут, и в университете о них все знают и говорят. Странно. Всего три искривленных линии. Крокодил очень доволен этими тремя искривленными линиями. Правда, это только начало работы, но уже из этого первого снимка можно вывести целый ряд заключений, о которых прежде или совсем не знали, или же догадывались по косвенным фактам. Ко мне в комнату в лаборатории приходило много народу смотреть эти искривленные линии, люди восхищались ими. Теперь надо идти дальше. Много еще работы. Крокодил позвал меня сегодня в кабинет и обсуждал дальнейшие планы. Итак, на этот раз я не сорвался. Это хорошо.

Второе: на днях сдаю в печать еще одну работу, теоретическую, под названием «К теории δ-радиации». Работа из средних, но все же с некоторыми положительными результатами.

Итак, ты видишь, дорогая моя, я работаю вовсю и не без успеха.

Но как мне недостает вас всех! Я очень устал, но через 2—3 недели каникулы, и я думаю отдохнуть. Пора ...

Кембридж, 4 декабря 1922 г.

Дорогая моя Мама!

От вас почему-то долго нету писем, и это меня, как всегда, беспокоит.

Мои дела идут хорошо, даже в данный момент больше чем хорошо. Я тебе писал уже в прошлом письме об удачных опытах моих. Я еще получил результаты, еще лучшие. Я эти дни был что-то вроде именинника. 2-го, в субботу, был прием у проф. Дж,. Дж. Томсона по случаю приезда голландского физика Зеемана{35}. Я был, как и все работающие в лаборатории, приглашен. Народу было человек 70. Конечно, надо было напялить смокинг.

Когда входишь в гостиную, то о тебе докладывают, ты подаешь руку хозяину, а потом я прошмыгнул в уголок гостиной. Но ко мне сразу подошел Дж. Дж. Томсон, взял под руку и сказал: «Я хочу вас представить Зееману, он очень заинтересован вашими опытами», и т. д. Я говорил с З. и меня примерно представляли таким образом: что это, дескать, такой физик, который решает такие проблемы, которые считаются невозможными. И эти генералы меня трепали около 20 минут, пока я опять [не] ушмыгнул в угол. Но скоро Дж. Дж. Томсон меня опять нашел, пригласил к себе в кабинет с несколькими молодыми физиками. Там, в кабинете, он около часа забавлял нас рассказами о различных эпизодах с изобретениями, которые ему пришлось иметь во время войны.