«И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите; сие есть тело Мое…» Разве не было это приемом шоковой терапии для сознания бедных рыбарей и пастухов? Разве не разверзся перед ними в этот момент мировой простор?3
Разве их бренный рассудок не провис над бездной? Разве не почувствовали они в это мгновенье, как задрожало земное и как начало небесное растворять мировой опыт? Разве вместе с телом и кровью Иисуса в их жилы не хлынуло святое безумие? «Сумасшедший» – разве эта версия об Иисусе не схватила некую существенную грань его натуры, самой его природы?Когда читаешь в Евангелии предостережение Учителя ученикам о втором Своем Пришествии: «Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» и далее: «Потому и вы будьте готовы; ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий», – то вспоминаешь такие напоминания восточных учителей к ученикам: «Дзэн – это то, что подстерегает вас за каждым углом», «дзэн – это то, что готово в любой момент напасть на вас из засады» и т. п., где так же, как и в Евангелиях, речь идет о насущности тотального духовного бодрствования, о раскрытии в себе той высшей чуткости, которая делает человека предельно внимательным, то есть любящим и, значит, бесстрашным.
С одной стороны – «Мир вам!..» или «Ибо я кроток и смирен сердцем и найдете покой душам вашим», а с другой – «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю: не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее…» (
Слова сами по себе, их внешне-наглядный смысл никогда не имеют здесь устойчивого, а тем более абсолютного смысла, слово как некая оболочка сокрытого непрерывно увертывается, намекая на нечто, что не может быть усвоено посредством присвоения некоего “знания”. Иисус передает ученикам некий парадоксальный опыт-метод, метод парадоксального бытия в парадоксальном мире, где, живя всецело в плотском и земном, следует жить вне плотского и земного, где, пребывая в теле и веществе, следует быть духом и небом. («Царствие Мое не от мира сего…», «Не ищите чего вам есть и пить…», «Не бойтесь убивающих тело…» и т. д.)
Надзвездный шепот, уходящий к глубинам
Странно ли, что самые непримиримые филиппики Иисуса направлены против фарисеев и книжников, то есть догматиков от слова, людей, поклоняющихся плоти (букве) слова? Странно ли, что Он говорит: «Не то что, входит в уста (пища), оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека». И хотя «не по словам их судите, а по делам», все же – «…говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься». Какое же слово праздно? То, в котором нет духа, нет движения, то, которое не из сердца.
Так что же – по делам ли будет воздаяние на Том Свете или по словам? Даже и здесь нет человеку, мыслящему плотски-словесно, ни ответа, ни указания. Сплошная ирония. Сплошные ловушки из слов. Ответ можно получить, лишь выпрыгнув из словесных сетей.
Христианская аскеза посредством наложения обета молчания весьма близка дзэнской практике дзадзэн – медитативного погружения в безмолвие ума. На высших ступенях и здесь, и там отрицается необходимость специальной медитации или молитвы, поскольку жизнь как таковая во всей неразрывности ее атомов рассматривается как молитва-медитация. Всякое действие может стать молитвой. Самый влиятельный мастер чань – Шестой патриарх Хой-нэн – был не только не книжником, но неграмотным дровосеком, рассекавшим шелуху слов одним молниеносным «примитивным» ударом сердечной искренности.