Читаем Письма к провинциалу полностью

Посмотрите же теперь, отцы мои, к которому из этих двух царств принадлежите вы. Вы слышали язык города мира, который называется таинственным Иерусалимом, и вы слышали язык города смут, называемого в Писании духовным Содомом, который из двух этих языков вы понимаете, на котором из них говорите вы? Те, кто с Иисусом Христом, должны иметь те же чувствования, что и Иисус Христос, по словам св. ап. Павла[256], а те, кто принадлежит к детям дьявола, ex palre diabolo, который был человекоубийцей от начала мира, следуют правилам дьявола, по слову Иисуса Христа[257]. Послушайте же язык вашей школы и спросите ваших авторов: когда нам дадут пощечину, следует ли стерпеть ее, или лучше убить того, кто хочет ее дать? Разрешается ли убить, чтобы избежать этого оскорбления? «Разрешается, — говорят Лессий, Молина, Эскобар, Регинальд, Филиуций, Балделл и другие иезуиты, — убить того, кто хочет нам дать пощечинуРазве это язык Иисуса Христа? Ответьте нам еще: лишится ли чести человек, стерпевший пощечину и не убивший того, кто ее дал ему? «Разве не правда, — говорит Эскобар, — что, пока человек оставляет жить того, кто дал ему пощечину, он считается лишенным чести?» Да, отцы мои, лишенным той чести, которую дьявол сообщил от своего гордого духа духу гордых детей своих. Эта честь всегда была идолом людей, одержимых светским духом. Для сохранения этой чести, истинным раздаятелем которой есть дьявол, они жертвуют своей жизнью вследствие неистовства, с который предаются дуэлям, жертвуют своей честью вследствие позорных наказаний, которым подвергаются, жертвуют своим спасением вследствие угрозы вечного осуждения, которое навлекают на себя и которое, по каноническому праву, заставляет лишать их церковного погребения. Но должно воздать хвалу Богу, ибо Он просветил разум короля более чистым светом, чем свет вашей теологии. Его столь суровые указы по этому предмету не сделали дуэль преступлением, а только наказывают преступление, неразлучное с дуэлью. Страхом строгости своего правосудия он остановил[258] тех, кто не останавливался из страха правосудия Божия; благочестие открыло ему, что честь христианина состоит в соблюдении заповедей Божиих и христианских правил, а не в том призраке чести, который, по вашему мнению, составляет законный предлог к убийствам, несмотря на всю его пустоту. Таким образом, ваши человекоубийственные решения внушают теперь всем отвращение, и лучше вам последовать совету изменить свои убеждения, если не по религиозным основаниям, то, по крайней мере, из политики. Отцы мои, предупредите добровольным осуждением этих бесчеловечных мнений дурные последствия, которые могут из них возникнуть и за которые придется отвечать вам. Чтобы еще более проникнуться отвращением к человекоубийству, вспомните, что первым преступлением павших людей было человекоубийство в лице первого праведника[259]; что величайшее преступление было человекоубийство в лице главы всех праведников[260] и что человекоубийство есть единственное преступление, которое разрушает разом государство, церковь, природу и благочестие.

P.S. Я только что видел ответ вашего апологета на мое тринадцатое Письмо. Но, если он не ответит лучше на это, он не заслуживает ответа, потому что оно удовлетворяет большинству его возражений. Мне жалко смотреть, как он поминутно уклоняется от предмета, чтобы разразиться клеветами и бранью против живых и мертвых. Но для внушения веры в сведения, которые вы ему доставляете, вы не должны принуждать его отрицать всенародно такую общественную вещь, как компьенская пощечина. Установлено признанием оскорбленного, отцы мои, что он получил удар по щеке от одного иезуита; и все, что могли поделать ваши друзья, это подвергнуть сомнению, получил ли он удар ладонью или тыльной поверхностью руки, и поднять вопрос, можно ли назвать пощечиной удар тылом кисти по щеке или нет. Я не знаю, кому надлежит решить данный вопрос, но думаю все — таки, что здесь была, по крайней мере, вероятная пощечина. Это обеспечивает мою совесть.

Письмо пятнадцатое

О том, что иезуиты исключают клевету из числа грехов и без зазрения совести прибегают к ней, чтобы очернить своих врагов

25 ноября 1656 г.

Мои Преподобные Отцы!

Так как клеветы ваши растут с каждым днем, и вы прибегаете к ним, чтобы столь жестоко оскорблять всех благочестивых людей, борющихся с вашими заблуждениями, я для пользы их и церкви считаю себя обязанным раскрыть одну тайну вашего поведения (это я уже давно обещал), чтобы из ваших собственных правил можно было узнать, с каким доверием следует относиться к вашим обвинениям и к вашим оскорблениям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука