Письма к провинциалу

— Вряд ли сами они смогли бы лучше позаботиться, — возразил мне патер. — Мы одинаково любовно относимся ко всем, начиная с высших и кончая самыми низшими. Чтобы доказать вам это, мне приходится сообщить вам теперь наши правила для слуг.

Относительно их мы обратили внимание на затруднение, в котором они находятся, если они люди с совестью, когда им приходится служить распутным господам. Ведь, если они не станут исполнять всех поручений, которые дают им, они потеряют место; а если они слушаются, у них возникают угрызения совести. Вот, чтобы облегчить их, наши двадцать четыре отца (тр. 7, пр. 4, № 223) указали те услуги, которые они могут делать со спокойной совестью. Вот некоторые из них: «относить письма и подарки; отворять двери и окна; помогать своему господину влезать в окно, держать лестницу, пока он туда взбирается, — все это позволительно и безразлично. Правда, что касается держания лестницы, нужно, чтобы им особенно пригрозили за непослушание, потому что влезать в окно — значит поступать несправедливо по отношению к хозяину дома». Видите, насколько тут все предусмотрено?

— Меньшего я и не ожидал от книги, которая составлена по двадцати четырем иезуитам, — сказал я.

— Но наш о. Бони, — сказал патер, — предоставил слугам еще один способ, который позволяет невинным образом исполнять все свои обязанности по отношению к господам: они должны обращать свое намерение не на грехи, посредниками в которых они являются, а на ту выгоду, которая получается для них при этом. Это у него прекрасно объяснено в первом издании Суммы грехов (стр. 710): «Духовники, — говорит он, — должны особенно обратить внимание на то, что нельзя давать отпущение слугам, которые исполняют безнравственные поручения, если упомянутые слуги сочувствуют грехам своих господ; обратное должно сказать, если они делают это только ради временной выгоды своей». А сделать это очень легко: ведь зачем стали бы они упорно сочувствовать грехам, от которых на их долю выпадает один только труд?

И тот же самый о. Бони установил еще следующее великое правило в пользу тех, кто не доволен своим жалованьем {Сумма, стр. 213 и 214 шестого издания): «Могут ли слуги, которые недовольны своим жалованьем, увеличить его, присваивая себе столько из хозяйского добра, сколько они считают необходимым для того, чтобы их вознаграждение соответствовало их труду?* В некоторых случаях они могут это делать, например, если они были в такой бедности, когда искали себе места, что вынуждены были согласиться на предложенные им условия, и если другие слуги того же разряда получают больше в другом месте».

— Вот как раз то место, — сказал я, — на которое ссылается Жан из Альбы.

— Какой Жан из Альбы? — сказал патер. — Что вы хотите этим сказать?

— Как, отец мой, неужели вы не помните историю, которая произошла здесь в 1647 году; где же были вы тогда?

— Я преподавал вопросы совести, — сказал он, — в одной из наших коллегий, довольно далеко от Парижа.

— То — то я вижу, отец мой, что вы не знаете этой истории; надо мне рассказать вам ее. Одна почтенная особа рассказывала ее на днях в одном обществе, где и я присутствовал. Этот Жан из Альбы служил вашим отцам в Клермонской коллегии, что на улице св. Иакова, и, будучи недоволен своим жалованьем, украл что — то для своего вознаграждения; отцы ваши, заметив это, отправили его в тюрьму, обвиняя его в домашнем воровстве; процесс этот разбирался в Шателе, если мне не изменяет память, 6 апреля 1647 года: рассказчик приводил все эти подробности, иначе ему едва ли бы поверили. На допросе бедняга признался, что он взял несколько оловянных блюд у ваших отцов, но в то же время он утверждал, что это не значит, что он украл их, приводя в свое оправдание учение о. Бони; книгу его он предъявил судьям вместе с сочинением одного из ваших отцов, под руководством которого он изучал вопросы совести и который научил его тому же самому.

Подавая свое мнение по этому поводу, г — н Монруж, один из самых уважаемых членов корпорации судей, высказал следующее: «Я полагаю, что не следует оправдывать подсудимого на основании сочинений этих отцов, которые содержат учение непозволительное, пагубное, противное всем законам естественным, божеским и человеческим, способное перевернуть вверх дном все хозяйства подобным одобрением домашнего воровства». Но что, по его мнению, «этого чересчур исполнительного ученика следует наказать кнутом перед воротами коллегии и что тот же палач должен тут же сжечь писания этих отцов о воровстве, а им следует запретить впредь преподавать это учение под страхом смертной казни».