ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ

"Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно". Измена своему единодержавию со стороны власти в одном месте, как трещина в здании, сразу передается и на другие части, сказываясь в потере связи и общего равновесия. Ухаживая за финляндцами, мы доигрались до того, что уже на самой Волге вырос очень серьезный инородческий сепаратизм - татарский. О нем пока еще мало говорят, но только потому, что очень уж скандальное развивается там явление, конфузное и постыдное для нашей ослабевшей государственности. Тут пришлось бы говорить не только о мечтаниях татарщины, но и об успехах ее. Пришлось бы говорить о татаризации тех финских племен, которые не поддались обрусению. Пришлось бы говорить об успехах ислама там, где безнадежно отступило православие... Мы теперь вошли в полосу великих исторических юбилеев - столетних, двухсотлетних, трехсотлетних. Все эти юбилеи - воспоминания о торжественных победах нашей государственности в далеком прошлом. Грустно, что приходится переживать эти воспоминания в эпоху бесславную и беспобедную, когда не только на полях битв, но даже в мирное время мы лишь тем и занимаемся, что все сдаем и от всех препятствий отступаем...

Самым страшным предвестием имперского распада следует считать так называемое мазепинство, то есть ревностно подготовляемое восстание в Малороссии. Петербургское правительство пробует не замечать этого движения. Движение это, мол, старое, возникшее полстолетия назад или больше и, стало быть, не опасное. Но государственные болезни едва ли следует сравнивать с насморком, особенно болезни долговременные, вошедшие в привычку. Привычка к затяжной чахотке не спасает от потери обоих легких и довольно скверного конца. Украинофильское движение действительно появилось очень давно, но тяжесть вопроса в том, что именно теперь оно обострилось и начинает угрожать крайне серьезными последствиями. Материал для всевозможных измен и политических расколов в России всегда был, но разница большая, горит ли горючий материал или не горит. В России до тех пор не было ни инородческих, ни русских сепаратизмов, пока Империя оставалась победоносной. Всегда существовали поляки, финляндцы, грузины, армяне, татары - но пока гремел под небом весенний гром нашей государственности, все маленькие народности испытывали искреннее смирение, искреннее благоговение к нашей власти. Армянская и грузинская интеллигенция считала высокой честью служить России и носить имя русских. Татары верили в Белого Царя столь же несокрушимо, как московские крестьяне. Финляндцы досеймовой эпохи храбро сражались за Россию. Даже многие поляки умирали за общее имперское отечество. Между народностями в России было тогда не больше розни, чем между сословиями, - скорее меньше. Меч Петра Великого, сверкая молнией в руках суворовской школы, казался чудом Божиим. Не страх, а очарование приковывало инородцев к России, - очарование бесспорной силы. Все это, увы, пошло прахом, когда Россия перестала побеждать.

Мужественный Николай I упорно отстаивал державное обаяние России и вне, и внутри нее и умер непобежденным. Но уже в его эпоху начались либеральные, то есть разрушительные, брожения, навеянные с Запада, и в течение нескольких десятилетий они серьезно подорвали дух общественный. От природы слишком чувствительный и мягкодушный, император Александр II получил у Жуковского сентиментальное воспитание, наиболее расслабляющее дух из всех возможных. И сам молодой Император, и его сверстники из высшей знати подготовлялись к царствованию не "на славу нам" и не "на страх врагам", как поется в гимне, а лишь к мирным, идиллическим "реформам", причем сил хватило на разрушение старого и уже не хватило на создание нового. Не нашедший опоры ни в себе, ни в изнеженной знати, Александр II заключил первый после Петра Великого постыдный мир с уступкой части русской территории и с отказом от державных прав на Черном море. Вот момент, который я считаю несчастнейшим в нашей новой истории. Бессильные извне, то есть не нашедшие в себе сил для внешней победы, мы начали эпоху и внутренних самоизмен. Ослабевший меч мы заменили миртовой веткой и понесли ее на инородческие окраины. Именно в царствование Императора Александра II в числе множества других ошибок была принята пагубная политика в Финляндии. При Александре II распустилось и посеянное в эпоху Шевченко украинофильство с пропагандой Костомарова [71], Кулиша [72], Антоновича [73] и Драгоманова [74].