Письма к русской нации

Вот цель русского национализма, как я его понимаю: очистить Россию от инородческих нашествий и водворить маленькие народы на их собственной родине. Завоевания с полноправием раскрепощают народы из их естественной черты оседлости и делают их бродячими. Не одни евреи, потеряв независимость, делаются ковыль-народом, той же участи обречены и все безнадежно покоренные. Удел их - рассеяние, внедрение в чужие народные ткани и заражение последних. Людям государственно мыслящим, каковы националисты, следует пожалеть Россию и отстоять ее от внутренней угрожающей ей гибели. Разделение народов дает мир, смешение плодит ненависть. Насыщенная взаимной племенной ненавистью страна уже в объятиях смерти.

III

7 августа

Первое требование к депутату - личный аристократизм, то духовное благородство, которое, в конце концов, является единственной гарантией добросовестности со стороны безответственных законодателей. Второе требование - русский национализм, хорошо понятый, то есть доведенная до инстинкта верность своему народу.

Третьим требованием к депутату я поставил бы государственность его. Решительно необходимо, чтобы в Государственную Думу выбирались люди с политическим развитием, а не просто полупочтенные обыватели, которым ни до какого государства на свете нет ни малейшего дела. Тип подобных милостивых государей у нас крайне распространен, и, может быть, потому именно времена Рюрика все еще тянутся: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет". В каждом уездном городе, в каждом захолустье, где люди наперечет, подавляющая масса граждан у нас только горожане: инстинкты древней высокой жизни, инстинкты гражданственности, как она понимается в исторической науке, у нас давно выродились. В течение долгих веков они отмирали вследствие неупотребления. Тяжким гнетом полицейско-бюрократической системы эти инстинкты вытравлялись, преследовались как нечто враждебное власти (да и в самом деле они были враждебны той бюрократической власти, которая была отрешена от народа). Но, к счастью для России, до полного гражданского обезличивания дело все-таки не дошло. Когда почувствовалась глубокая фальшь бюрократического порядка, бессильного при всей его жестокости, и образованное общество, и народ постепенно отодвинулись от него, отошли от него сердцем и сознанием. Когда же при столкновении с внешними врагами нация почувствовала уже трагическую опасность чиновничьего бессилия, она захотела более здоровой, более твердой власти - и явилось на свет так называемое народное представительство.

На Государственную Думу нельзя смотреть иначе как на новый фундамент, подведенный под одряхлевшее здание государственности. Представители народа вызываются не для борьбы с властью, а для ее поддержки, но для поддержки, однако, не слабых сторон чиновничества, не его бездействия и злоупотреблений, а в качестве опоры Верховной власти во всех ее державных заботах. Как армия вызывается из того же народа для защиты Престола и Отечества, так представители народа вызываются для обсуждения законов и надзора над чиновничеством. Обе законодательные палаты называются государственными потому, что они неотделимы от интересов Государя и государства и только государственности одной и служат. Если известная часть нашей бюрократии, помня свои "прекрасные дни Аранжуэца", из всех сил пытается приспособить Государственную Думу к служебной в отношении себя роли, то это следует осудить как противогосударственное покушение. Существует Основной Закон, утвержденный Верховной властью, где Государственная Дума и Государственный совет поставлены совершенно независимо от администрации как особая, подчиненная только Монарху законодательная власть. Об этой независимости необходимо твердо помнить и осуществлять ее во всем объеме Основных Законов. Сколько бы иным чиновникам, привыкшим к самовластию, ни хотелось вернуться к узурпации ими государственных прав, все их хотения этого рода и попытки должны считаться преступными, ведущими к новой смуте. Пока Основные Законы не отменены, они суть священнейшие из законов, в которых положены заветы нации и начала, оберегающие одинаково трон Монарха и соху последнего из подданных. Колебать подобные устои, мне кажется, всегда есть акт революционный, откуда бы он ни направлялся. Ни отменить Государственную Думу, ни подменить ее негосударственным составом нельзя без огромного риска променять какой ни на есть теперешний порядок на анархию, примеры которой еще свежи в памяти.