Откуда эта грустная национальная черта наша – лень? И где средство, чтобы отделаться от нее? Я думаю, в наше время возможен уже научный ответ на эту загадку, которая столько волновала русских читателей и критиков в эпоху появления «Обломова». Всякая лень есть следствие главным образом долгой невынужденности к усиленному труду. И единственное средство против лени – это постепенно развиваемый усиленный труд, труд «изо всех сил». Основная причина сравнительно меньшей энергии славянской расы та, что, заняв слишком широкое пространство на земле, она была более англичан и германцев обеспечена сырой природой и менее вынуждена к труду. Для резкости примера возьмите, например, старинного англичанина и старинного малоросса. На своих охваченных океаном небольших островах англичанам в течение уже многих веков было действительно тесно, не хватало земли (особенно при низкой в старину культуре), не хватало хлеба. Не только суровый феодальный режим, при котором земля принадлежала потомству завоевателей, но и чисто географическая теснота заставляла работать усиленно и торопливо искать работы. Когда не стало хватать ее на материке, англичане выступили в океаны, в далекие колонии, и взгромоздили мировой по значению коммерческий флот, оберегаемый таким же чудовищным военным. Но что также был флот, особенно в парусные времена? Эх была усиленная народная гимнастика, пожалуй, никогда в истории более не повторимая. Бесчисленные рыбаки Англии и бесчисленные матросы обоих флотов были вынуждены в течение веков не только трудиться, но трудиться усиленно, тренируя свою ловкость, отвагу, настойчивость, зоркость, крайнее напряжение тела и духа. Небольшая нация, пропускаемая через мореплавание, находила в нем превосходную школу чисто физического развития. Труд парусного моряка имел ту особенность, что он совершался всегда на краю бездны, то есть был принудительным в высшей степени. Кроме слабого вначале чувства долга непрерывно действовал категорический императив: оплошаешь – погибнешь. Вот источник британской энергии, изумительной настойчивости англичан, их священного и всесильного чувства долга (Duty). Самое это чувство выросло и накопилось как многовековая привычка каждое маленькое и большое свое решение доводить до конца. Море и теперь, а в парусное время особенно не любило шуток: всякая не подтянутая как следует снасть, всякий плохо взятый риф у паруса или переложенный слишком руль немедленно влекли наказание, часто жестокое.
Сравните со старой Англией старую Малороссию, хохлацкая лень которой вошла в пословицу. Широта земли в сравнении с Англией была безграничная: тут тоже океан, только твердой суши. Да какой суши: чернозема, равного которому не было ничего в тогдашнем мире. Чудные леса на севере и дивные степи, благодатный климат – ну, словом,
Мудрено ли, что великая раса, как индусы в их райских условиях, еще в скифские времена обленилась и изнежилась, изнежилась до позорной неспособности отстоять себя от более голодных соседей – от татар и литовцев? Когда судьба скрутила наших южнорусов, они начали постепенно выправляться. Изнеженность стала проходить. Бедственные условия жизни заставили усиленно трудиться, быть настороже, учиться давать отпор. Великороссы, менее избалованные природой, успели раньше малороссов сломить татар и литву и выдвинули славное донское казачество. Малороссы выдвинули Запорожье и гайдаматчину – свидетельство накопившейся народной энергии. Но когда при новой нашей династии произошло объединение русских племен, Империя оказалась настолько сильной, что внешняя опасность казалась почти исчезнувшей. Двести лет Малороссия, охраняемая Империей Русской, не знает, что такое нашествия, и полтораста лет не знала, что такое земельная теснота. Из Гоголя вы помните, какой это был сытый, пьяный, ленивый край и до чего были изнежены и старосветские помещики, и старосветские крестьяне. Для изнеженности вовсе не нужно слишком высокой культуры: она встречается и на крайне низкой ее степени, у дикарей или наших хулиганов. В мире животных низшие породы часто изнеженнее высших. Мне кажется, русская лень вообще, а малороссийская в особенности есть просто многовековая отвычка от принудительного и ответственного труда. И накопление, и растрата сил, к сожалению, одинаково закрепляются повторением нарастающего процесса в первом случае и убывающего во втором.