Письма к русской нации

Что сказать о нынешней Государственной Думе? Конечно, она не то, чего мы жаждали и ждали десять лет назад. Если бы тогда сложилась решимость взять культурную государственность с теми же требованиями, какие мы предъявляем к автомобилю и аэроплану, то есть с тем условием, чтобы введены были все усовершенствования в них до последнего дня, то, конечно, парламент наш дал бы и результаты далеко не те, что он дает теперь. Представьте, что в автомобиле вы требуете непременно устарелой системы, непременно зачаточного мотора, первобытных шин и рессор. Ясно, что на такой машине далеко не уедешь и комфорта от нее ждать напрасно. А наш парламент представляет именно зачаточный автомобиль, причем все внимание устремлено на то, чтобы отстоять его зачаточность. О последствиях такого отношения к парламенту говорить не будем: учесть, насколько страна страдает от крайне замедленного и качественно несовершенного законодательства, очень трудно. Но кроме мирного законодательного изнурения Империя переживает и военную катастрофу, которая в сильнейшей степени связана со слепотой у нас народного представительства в той области, где зрение его должно быть особенно зорким. После японской войны, которая явилась грозным предостережением, великий народ должен был бы понять, что он плохо вооружен и что это плохое вооружение является неодолимым соблазном для хищных соседей. Наш парламент – будь он построен по иным чертежам – мог бы отвести грозовую тучу от своего отечества или системой хороших громоотводов поглотить энергию этой тучи сравнительно безвредно. Но новая постройка явилась лишь слегка измененной копией старых хоромин, и на судьбу России присутствие его влияет слабо. Еще во времена Герцена Россия казалась страной бездействующих возможностей. Вспомните про Царь-колокол, который не звонит, и про Царь-пушку, которая не стреляет. Если к бюрократии, которая ставит вопросы и не решает их, прибавить парламент, который занимается тем же, то ясным станет настроение, с которым мы вступаем во второе десятилетие парламентской эры. Оно не розовое и не голубое.

17 октября

1916 год

ЗОЛОТОЕ СЕРДЦЕ

"Золотое славянское сердце соединится с разумом Запада и образует ценный сплав; из него будет отлит колокол, который возвестит рождение новой цивилизации, когда справедливость будет возвышать свой голос с той же силой, как и любовь".

Эти слова знаменитого поэта Жана Решпена, обращенные как привет к членам нашей Государственной Думы, гостящим во Франции, меня несколько царапнули по сердцу. Приветствие изысканного поэта изысканной нации написано в стиле тех священных изречений арабской вязью, которыми украшены фронтоны восточных храмов. Тут глубина и красота мысли и пышная узорность ее, предназначенная вместе с фресками нежить взоры веков. Но если перевести эту утонченность на простой язык, то получается несколько обидный (по крайней мере для меня лично) смысл. Желая сделать России наилучший из комплиментов, французский поэт ничего не нашел отметить, кроме "золотого славянского сердца". Оно противоставляется будто бы равносильному достоинству Запада, именно разуму его, простому или бриллиантовому, к сожалению, не прибавлено. Итак, у нас только хорошее, золотое сердце, у них - разум.

Признаюсь, мне лично такая национальная характеристика славянства, помимо вопроса о ее справедливости, не кажется лестной. Она напоминает характеристику славянской расы, данную когда-то Бисмарком. По мнению последнего, славяне - племя женственное по характеру, тогда как немцы - племя мужское. Немец будто бы как тип мужчина, славянин всегда немножко женщина. Не кажется обидным, когда говорят о золотом женском сердце; превозносить же золотое сердце мужчины значит в каком-то важном отношении компрометировать его. Так, по крайней мере, среди народов арийской расы установилось понимание мужественности и женственности. "Мужчина должен быть свиреп, гласит испанская пословица", - говорит один тургеневский герой. Есть ли такая пословица, я не знаю, но и на нашем языке, когда говорят человеку: "Не будь бабой", хотят выразить, что мужчине неприличны слабость сердца, мягкосердечие, чувствительность и излишняя нежность. Я боюсь, что прославленный французский поэт, говоря о "золотом славянском сердце", совсем нечаянно для себя расписался под бисмарковской характеристикой славянской расы.