Письма к русской нации

Русский народ имеет дело с евреями с тех пор, как себя помнит, но еще до татар, при Изяславе I, население весьма культурного Киева бывало вынуждено к погромам - совершенно таким же, какие случаются теперь. Когда чаша терпения народного переполнялась, народ вдруг забывал свое христианство и гражданственность и начинал выметать евреев из своих городов. Какое презрение к себе заслужило это племя, показывают слова тогдашнего русского государя: "Нельзя о евреев пачкать меч". В века нашей натуральной и национальной государственности никакого еврейского вопроса не было, потому что не было и тени каких-либо сомнений в злокачественности этих иностранцев. Допуская разных иноверцев, магометан, язычников в свою страну, московские цари свято берегли вековое правило - не допускать евреев. Менее продажная, чем позднейшая наша администрация, московская власть не шла ни на какие подкупы. Той же политики держался Петр Великий, лишенный даже признаков религиозной нетерпимости. Объявив полную свободу веры, Петр твердо высказался, что считает "жидов" мошенниками и не может допустить их в Россию именно в качестве таковых. А Петр в бесчисленных своих поездках по западной и южной России, в борьбе с Карлом имел случай встречаться с евреями, и, как гениальный человек, он был не из тех, что черпают свои мнения из чужих мозгов. Той же твердой политики держалась дочь Петра Елизавета. На попытки подкупить власть выгодами еврейской торговли национальная наша государыня отвечала: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли".

Еврейский вопрос явился у нас с упадком национальных инстинктов на высоте власти, с внедрением масонства, с возобладанием "освободительных" идей французской энциклопедической метафизики. Первой государыней, признавшей некоторые права евреев, была Екатерина II, урожденная нерусская. Удивительная по уму и твердо преданная заветам Петра, Екатерина была сбита с толку двумя обстоятельствами. Она была другом и корреспонденткой знаменитых болтунов, которые тогда создавали ей славу во Франции и во всем свете. Метафизика Вольтера и Руссо была титаническая благодаря их таланту. В самом отрицании она отличалась страстью, и талантливой государыне, умственно голодавшей в Петербурге, было трудно не подчиниться могучему обаянию великих резонеров. Идеи равенства, свободы, братства сделались в Европе модными задолго до революции, а всякая парижская мода считалась вдвойне обязательной в Петербурге. Второе обстоятельство, смутившее императрицу, было то, что с разделами Польши запретное еврейское племя сразу очутилось в черте России. Легко было не допускать вселения, но что делать с миллионами людей, оказавшимися подданными в силу завоевания? Екатерина не была подготовлена к решению такой задачи. Хотя здравый смысл говорил за то, что племя, недопустимое в восточной половине государства, не должно быть допущено и в западной половине, и хотя примеры массовой эмиграции из России были известны и в тот век (раскольники, казаки, крамцы), но в отношении евреев не приняли никаких мер. Стараясь задобрить население присоединенных областей, Екатерина объявила, "что когда еврейского закона люди вошли уже в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило... что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа" (26 февраля 1785 г.).