Письма к сыну

Скупая щедрость человека, гордого своим кошельком, облегчая порою участь попавшего в беду, одновременно его оскорбляет; благодетель ваш старается дать вам почувствовать ваши собственные страдания и разницу своего положения с вашим, причем он дает вам понять, что то и другое оправдано и что ваше -- следствие безрассудства, а он заслужил свое мудростью. Высокомерный педант не сообщает свои знания, а только провозглашает их: он не дает, а как бы налагает их на вас в виде наказания и (если это в его силах) не столько хочет показать вам свою ученость, сколько ваше собственное невежество. Такое обращение, причем не только в тех случаях, которые я привел, но равным образом и во всех других, оскорбляет и возмущает ту толику гордости и тщеславия, которая есть в сердце каждого, и как бы перечеркивает нашу признательность за оказанное нам одолжение, напоминая о мотивах его и о той манере, в которой оно было нам преподнесено.

Недостатки эти оттеняют противоположные им достоинства, и твой собственный здравый смысл, разумеется, их тебе подскажет.

Но, помимо этих второстепенных достоинств, есть то, что можно назвать второстепенными талантами или уменьями, которые очень нужны для того, чтобы украсить большие и проложить им путь, тем более что все люди могут судить о них, а о первых лишь очень немногие. Каждый человек чувствителен к располагающему обращению, приятной манере говорить и непринужденной учтивости; а все эти качества готовят почву для того, чтобы были благосклонно встречены достоинства, более высокие. Прощай.

LV

Милый мой мальчик,

Лондон, 8 января ст. ст. 1750 г.

Я очень мало писал тебе -- а может быть, даже и вообще никогда не писал -- относительно религии и морали; я убежден, что своим собственным разумом ты дошел до понимания того и другого; каждая из них лучше всего говорит сама за себя. Но если бы тебе понадобилась чья-то помощь, то возле тебя есть м-р Харт: учись у него и бери с него пример.

Итак, к твоему собственному разуму и к м-ру Харту отсылаю я тебя, для того чтобы ты постиг существо той и другой, в этом же письме ограничусь только соображениями пристойности, полезности и необходимости тщательно соблюдать видимость обеих. Когда я говорю о соблюдении видимости религии, я вовсе не хочу, чтобы ты говорил или поступал подобно миссионеру или энтузиасту или чтобы ты разражался ответными речами против каждого, кто нападает на твоих единоверцев; это было бы и бесполезно, и неприлично для такого молодого человека, как ты: но я считаю, что ты ни в коем случае не должен одобрять, поощрять или приветствовать вольнодумные суждения, которые направлены против религий и вместе с тем сделались избитыми предметами разговора разных недоумков и легковесных философов. Даже тем. кто по глупости своей смеется над их шутками, все же хватает ума, чтобы относиться к ним с недоверием и не любить их: ибо, даже если считать, что нравственные достоинства человека есть нечто высшее, а религия -- нечто низшее, приходится все же допустить мысль, что религия есть некая дополнительная опора -- во всяком случае для добродетели, -- а человек благоразумный непременно предпочтет иметь две опоры, нежели одну.

Поэтому всякий раз, когда тебе случится быть в обществе этих мнимых esprits forts105 или безголовых повес, которые насмехаются над всякой религией, для того чтобы выказать свое остроумие, или отрекаются от нее, чтобы еще глубже погрязнуть в распутстве, -- ни одним словом своим, ни одним взглядом не дай им почувствовать, что ты хоть сколько-нибудь их одобряешь; напротив, молчанием своим и серьезным видом покажи им свою неприязнь, но не углубляйся в этот предмет и не пускайся в столь бесполезные и непристойные споры. Помни твердо: стоит только сложиться мнению, что такой-то -- безбожник, как к человеку этому начинают относиться хуже и перестают ему доверять, какими бы пышными и громкими именами он ни прикрывался, называя себя esprit fort, вольнодумцем или же моралистом, и всякий мудрый атеист (если такие вообще бывают) в своих собственных интересах и для поддержания своей репутации на этом свете постарался бы сделать вид, что все же во что-то верит.