Письма к сыну

Я не упомянул о наслаждениях ума (которые весьма основательны и прочны), ибо они не подходят под категорию того, что принято называть наслаждением; люди, должно быть, считают, что само слово «наслаждение» относится всецело к области чувств. Наслаждение добродетелью, милосердием и знаниями – это подлинное и непреходящее наслаждение, и я надеюсь, что ты познаешь его всерьез и надолго. Прощай.

XV (Сосредоточенность и внимание)

Лондон, 14 апреля ст. ст. 1747 г.

Милый мой мальчик!

Если сознание, что ты поступаешь хорошо, приносит тебе хотя бы половину того удовольствия, которое я испытываю сейчас, получив от м-ра Харта приятное известие о тебе, мне вряд ли явится необходимость наставлять тебя и уговаривать что-то делать. Хорошие поступки ты будешь совершать уже потому, что тебе захочется удовлетворить свои желания и собственное свое самолюбие. М-р Харт пишет мне, что ты внимателен и усерден в своих занятиях и что, чем больше ты в них вникаешь, тем больше они тебе нравятся. Удовольствие, которое ты испытываешь сейчас, будет все возрастать и идти в ногу с твоим вниманием, так что соотношение того и другого неизменно будет в твою пользу.

Ты должен помнить, что я всегда настоятельно советовал тебе делать свое дело, каким бы оно ни было, и только его, и ни за что другое в это время не браться. Не думай только, что это должно означать для тебя засесть за книгу и корпеть над ней целый день. Отнюдь. Я хочу, чтобы у тебя были также и удовольствия и чтобы, когда дело дойдет до них, ты и на них сумел бы сосредоточиться так же безраздельно, как и на занятиях. Если же ты не сумеешь уделить должное внимание и тому и другому, ни то, ни другое не принесет тебе ни удовлетворения, ни успеха. Человек, который неспособен овладеть своим вниманием и направить его на нужный предмет, изгнав на это время все остальные мысли, или который просто не дает себе труда об этом позаботиться, негоден ни для дела, ни для удовольствия. Если где-нибудь на балу, за ужином, в веселой компании человек принялся бы решать в уме геометрическую задачу, он оказался бы очень неинтересным собеседником и представлял бы собою в обществе жалкое зрелище. А если в часы, посвященные геометрии, мысли его клонились бы к менуэту, то, думается, математик бы из него вышел неважный. День велик, и его хватит на все, если одновременно ты бываешь занят чем-то одним, и вместе с тем целого года тебе ни на что не хватит, если ты будешь делать два дела сразу. ‹…›

XVI (Общество в Лейпциге. Лорд Бэкон о наружности человека)

Лондон, 30 июля ст. ст. 1747 г.

Милый мой мальчик!

Четыре раза уже приходила почта и – ни одного письма, ни от тебя, ни от м-ра Харта. Я приписываю это тому, что ты очень часто переезжаешь в Швейцарии из одного места в другое. Надеюсь, что теперь ты уже обосновался где-нибудь более прочно.

В последних моих письмах – к тебе и м-ру Харту – я писал, что к дню Михаила Архангела тебе надо быть в Лейпциге, где ты будешь жить в доме профессора Мэско[33] и находиться на пансионе в одном из ближайших домов вместе с еще несколькими молодыми людьми твоего круга. Профессор прочтет тебе лекции о De jure belli et pacis[34] Гроция[35], «Институциях» Юстиниана[36] и Jus publicum Imperil[37], и я надеюсь, что ты не только прослушаешь их, но внимательно вникнешь в суть дела и все запомнишь. Я полагаю также, что ты в совершенстве овладеешь немецким языком, что, если только ты захочешь, ты сможешь сделать за очень короткое время. Должен тебя предупредить, что в Лейпциге у меня будет добрая сотня шпионов, которые будут невидимо за тобою следить и доставят мне точные сведения обо всем, что ты будешь делать, и почти обо всем, что ты будешь говорить. Надеюсь, что, получив эти обстоятельные сведения, я смогу сказать о тебе то, что Веллей Петеркул[38] говорит о Сципионе, что за всю жизнь он «nihil non laudandum aut dixit aut fecit, aut sensit»[39].

В Лейпциге ты встретишь множество достойных людей, и мне хочется, чтобы, закончив свои дневные занятия, ты проводил в их обществе вечера. Там есть нечто вроде двора, который держит вдовствующая герцогиня Курляндская; мне хочется, чтобы тебя туда ввели. В Лейпциг приезжает также два раза в год на ярмарку король польский со своим двором, и я напишу сэру Чарлзу Уильямсу[40], королевскому посланнику, чтобы он представил тебя и ввел в хорошее общество.