Письма к тетушке

«Подвал» настолько мал и тесен, настолько популярен среди определенного круга лиц, что в нем просто не бывает свободного угла. Негде было мне уединиться, я рыдала прямо посреди танцплощадки, мимо меня носились с бокалами, кто-то уже даже танцевал. Замечательно, что на меня так никто и не обратил внимания. За полчаса я выплакалась, успокоилась и успела своих слез устыдиться. Главное, я чувствовала себя чрезвычайно неловко. На часах было без десяти минут полночь, не могла же я встретить Новый Год истуканом? Но как было вернуться назад, за стол? Я смотрела туда и видела, что им там весело, они смеются, они и забыли о моем существовании. И меня более всего угнетало это, что все забыли обо мне, и Женя. Наконец, Леночка обратила на меня внимание, милая, будто вняв моей мысленной мольбе. Она подошла ко мне с вопросом, куда я пропала и почему? Вопрос ее был так натурально невинен, что я сама усомнилась, а была ли на самом деле причина моему расстройству. Я вернулась на свое место, подле меня сидела опять Виола, она мне рассказала что-то смешное, случившееся пока меня не было. Ударили куранты, мы все выпили. Я ждала, что меня поздравит Женя. Ждала где-то до половины второго. Уже вовсю были танцы. Заиграл медленный танец. Но Женя пригласил Крис. Ко мне же подошел Бодя, тот мальчик с козьей бородкой, заплетенной в косичку, которого я вам не раз уже представляла, тетушка, ранее. Мне все равно теперь было, я согласилась составить ему пару. Он, было, принялся меня кружить, но я попросила его убедительно, бросить эту затею, и мы с ним затопали на одном месте как два медведя-шатуна. Между тем он дважды пошутил и оба раза крайне неудачно. Затем он спросил меня, как давно я фанатею по Земфире? Я удивилась его вопросу. – Моя татуировка. Он сказал, что и у сестры его двоюродной такая же, тоже на шее, что и она от Земфиры без ума…

Мое новое место жительства недалеко находится от «Подвала». Я собралась и прошла незамеченною, чрез танцевальную площадку, сквозь толпу курильщиков, заслонявших выход, среди прочих был Женя. Он просил отчаянно у кого-то сигарету, хотелось ему курить, аж уши у него пухли, ему было не до меня. Ночь была без мороза, сырая, дождь накрапывал, кажется. Впрочем, я ничего впереди себя не видела и не чувствовала. И дороги я почти не заметила. А потом я три часа просидела на кровати, смотря в стену, почти без мыслей, с одним неясным и как будто бы застывшим в голове недоумением: как я так преобразившись, столько потеряла? Потом пришла Виола и рассказала мне что-то смешное, случившееся, когда меня уже не было. Она заметила, кстати, куда это я пропала? Там, в «Подвале», по ее словам, началось все самое-самое. Пришел диджей «Буравчик», могла ли я себе представить! Пришел и учинил там такое! Словом, было круто, нереально круто, трэш, вынос мозга и еще как-то, я не запомнила. Затем Виола, не раздеваясь, завалилась спать. Но покой ее длился недолго, ей вдруг стало плохо, ее рвало, я за ней ухаживала. Она меня благодарила и называла милой, а затем дурой. Потом пожелала меня поцеловать и сделала то, но совсем как-то не по-дружески. Я так подумала, что у нее галлюцинация и что она меня путает с кем-то из многочисленных своих парней. Я принялась ее успокаивать, намочила водой полотенце, приложила к ее голове. Но холод подействовал на нее неожиданно, она разорвала на себе блузку, схватила мою руку и приложила к оголенной своей груди. Я отскочила от нее в ужасе. Но она, подобно дикому зверю, на четвереньках и извергая нечеловеческие звуки, стала меня преследовать. Мне было по-настоящему страшно, что за шутки, я заперлась от нее на кухне, подперев дверь стулом. Она пыталась взять мои баррикады приступом. В конце концов, она успокоилась и уснула, на полу, с той стороны. Я боялась ее будить, и просидела на кухне до полудня.

Проснувшись, Виола жаловалась, что у нее все болит, что ей было неудобно спать на полу; и вообще, недоумевала она, как она там очутилась? Она ничего не помнила. Я ей рассказала все подробно и в деталях, потому как была на нее сердита. К удивлению моему, Виолу мой рассказ только развеселил. «Значит, таки не поддалась соблазну наша дикарка?» – спрашивала она без всякого раскаяния, смеясь, и как будто речь шла о ком-то постороннем, не обо мне и не о ней. Впрочем, заключила она выводом, что вчера перебрала и просила на нее не обижаться.

С наступлением вечера Виола стала подбирать наряд и очень удивилась, не обнаружив во мне решимости куда-то идти. «Первое число требует продолжения веселья», – сказала она. Я ей ответила, что вчера достаточно повеселилась. Виола пожала плечами.

– Как хочешь, – сказала она. – Что ответить Жене, если он будет спрашивать о тебе?

– Жене нет до меня дела.

– По твоему? Я бы так не сказала.