Письма к Тому

В Антверпене меня повели в русскую алмазную фирму. Том, я никогда не видела столько алмазов. Куча. Меня уговорили купить кольцо за 800$. Мне понравилось другое, но все, кроме одного (с честным открытым лицом), советовали купить именно это. Я купила и, конечно, носить его не буду. Оно мне ужасно не нравится. Всю жизнь я понимаю, что надо слушать собственную интуицию, и всегда поступаю наоборот. Что это? Недоверие, вернее – неуверенность в себе? Видимо, это «совковость» (новый термин – означает советские мозги). Например, мы тут как-то выступали в московском университете перед зрителями, и я сказала, что я играю не для публики, а чтобы найти внутреннюю гармонию. И какая-то из зала бывшая комсомолка меня за это отчитала. Ну не абсурд? А? Она, видите ли, точнее меня знает, как играть. И так было всегда. Поэтому мы думали одно, говорили дру гое, а поступали «как надо». Это и есть «совковость».

В апреле мне надо лететь во Францию на русский кинофестиваль в небольшой городок Лимож. Оттуда напишу.

Всего доброго.

Ваша Алла Дем.

Из дневника 1995 года

9 апреля

Лечу во Францию, в Лимож – там кинофестиваль. Гостиница забавная. В холле – раритет – старинные граммофоны, шарманки, старые телефонные аппараты. Почти музей – так всего много. И городок забавный.

10 апреля

Небольшая пресс-конференция. Днем наш с Катрин (франц. актриса) концерт по русской поэзии прошел хорошо.

В 20 ч. – просмотр «Крейцеровой сонаты» – неплохо, но нет промежуточной игры. Все слишком в лоб. У меня эпизод, от которого надо бы отказаться, но попросил Михаил Абрамович Швейцер. После «Бегства мистера Мак-Кинли» неудобно было говорить «нет».

11 апреля

11.45 – TV. Я и Валера Тодоровский. Камера все время держала его лицо – уж больно красив.

В 2 ч. – общий обед.

В 15 – пресс-конференция по «Крейцеровой». Отвечал Янковский.

20 ч. – фильмы Тодоровского «Оркестр» и «Подмосковные вечера» – оба понравились. Хорош Машков и эта актриса с улыбкой «как глобус». Я ее помню по спектаклям Некрошюса, но там она играла небольшие рольки писклявым голоском.

12 апреля

Гуляла по городу. Оказывается, здесь знаменитый фарфоровый завод. Купила, конечно, очередную чашечку.

Парк – хороший воздух. Несуетная провинциальная жизнь. Сейчас отдых, а завтра надо будет смотреть сразу три фильма. «Короткое путешествие в осень», «Вишневый сад» и «Катафалк» (Тодоровский).

13 апреля

Вечером два фильма: «Я люблю» Черныха и «Пропавшее озеро» Олега Ковалова.

14 апреля

«Лимита» Евстигнеева. Опять очень хорош Машков. Явно будущая звезда.

Сокуров – «Сохраненные страницы» – очень чувствуется прием.

15 апреля

Днем смотрела короткометражки, а вечером «Женщина в окошке».

16 апреля

Рано утром взяла билет первого класса в поезд и в Париж. Хочу побыть там несколько дней.

Звонила в Москву. Театр улетает в Афины – дорепетировать и выпускать «Медею», как было с «Электрой». Как хорошо, что я не с ними. Да и Любимов явно не хотел со мной работать, чтобы не думали, что проект только для меня. А когда я увидела макет – a l'a Чечня – поняла, что играть такую Медею не хочу. И произошло все как когда-то в «Обмене» по Трифонову, когда мы с Филатовым дошли до прогонов, но играть ни он, ни я не жаждали, и мне не нравилась пьеса, и когда я попросила Любимова отпустить меня в Венгрию на неделю советских фильмов, он охотно согласился. Так мы без скандала вышли из этого спектакля и, слава Богу, его никогда не играли.

Ремарка

И все-таки конфликт с «Медеей» для меня не прошел даром. Любимова в Москве практически не было. Он репетировал с труппой в Афинах. В театре, после раздела «Таганки», у меня остался один спектакль «Преступление и наказание», где я играла небольшую и нелюбимую роль матери Раскольникова. За спектаклем никто не следил. Он разрушался на глазах. Публика в театре в это время была случайная, а на этот спектакль сгоняли школьников. Я старалась не играть в таком бедламе: то уезжала, то брала больничный. Но и не брала зарплату в кассе, благо она была смехотворная. В театре появился слух, что я, как Губенко – новую сцену, собираюсь присвоить для себя малую, где в свое время мы репетировали и играли «Квартет», платя театру 20 % от сбора. Актеры, конечно, это не знали, и по гримерным поползли слухи. Думаю, что внутри труппы меня никогда не любили. Я не входила ни в одну из компаний, которые всегда складываются, когда долго работаешь в одном театре. Я знала, что на меня наговаривают Любимову всяческие небылицы, но я никогда ни с кем не выясняла отношений, а с Любимовым в первые годы работы вела внутренние монологи: «Почему он так подвержен внушению?»

Я всегда старалась быть в стороне. И только при разделе театра включилась в борьбу за Любимова. Я тогда была целиком на его стороне.