Письма к Тому

Дорогая Алла! Когда я прочитал о твоей болезни, я еще раз, лучше чем прежде, понял – до какой степени твоя жизнь была под угрозой. Операция на желчный пузырь теперь у нас довольно простая. Я ее перенес, когда был молодым, когда люди часто умирали от этого. Слава Богу, что ты реагировала так быстро, и тебе повезло найти хорошего доктора. Я вообще не хотел бы быть больным в России и, может быть, в других странах. Надо болеть дома. Очень важно иметь под рукой хорошего доктора. А кроме желчного пузыря нашли еще что-нибудь? Ты была очень сдержана в письме. Ты храбрая! И ты еще успеваешь после этого сниматься и играть эту жену Александра I. Где берешь силы? То, что ты и другие работали без денег – это не только ваша самоотверженность, но еще и факт страшной экономической ситуации в вашей стране. Твоя болезнь, крах банков, усталость, близкая смерть – все это огромный «момент» в твоей жизни. Ты станешь по-другому относиться и к себе и к людям, я в этом уверен. (М.б., такой же «шок» испытывала бедная жена Александра I, когда узнала в Таганроге, что хочет сделать ее муж?)

Ты знаешь, я тоже играл в «Каменном госте» Пушкина в любительской постановке в Гарварде лет 40 назад. Но все еще слышу размеренный ритм моих строк.

Слава Богу, что ты могла долечивать твои «болезни» в Montreux. Пожалуйста, Алла, держись!

Я каждое лето езжу в Боснию. Привожу группу американских студентов-волонтеров (добровольцев). Мы ведем бесплатную летнюю школу английского языка для учеников гимназии. Преподаем английский язык для 70–80 учеников в три группы, распределенные по уровню знания. Также преподаем язык в одном селе – это для совсем молодых (большинство девочек). Ведем work shop (ателье?), посвященный «вопросам молодежи» – т. е. секса, работы, домашних отношений и т. д. Так как наши волонтеры молоды – они очень хорошо понимают друг друга. Кроме этого, наши американцы, если желают, работают в институте для детей с физическими недостатками. Такая работа мне по душе. Я от них молодею, и у меня хватает сил жить дальше. Кроме того, имею другую группу, которая занимается перестройкой разрушенных из-за войны объектов – мечетей, монастырей и т. д., уже пять лет управляю этими двумя группами. Наше название: «строители для мира» (не «строители мира», но «для мира»). Как американец, я чувствую себя виноватым, что мы ничего не делали, чтобы препятствовать этой Балканской войне. Наши маленькие группы стараются возмещать хоть немного после грехов наших вождей.

Что касается моей ученой работы – остается мало времени для этого. Прошлой зимой я восстановил «Канон св. Дмитрию Салунскому», сотворен, видимо, святым Мефодием в 9 веке. Этот «канон» остался только в старо-русском языке 11 века. Но мой профессор в Гарварде, Роман Якобсон, знаменитый лингвист, восстановил в свое время старославянский оригинал на основе старорусского. Я соединил его с мелодиями, которые нашел в византийском «Каноне Благовещения». Знаем, что Мефодий использовал эти мелодии как основу его «Канона св. Дмитрию». Я не музыковед, так что много времени потратил на исследование (поиски) этого вопроса. В последнем этапе мне помог сербский музыковед Никола Радан. Не болей больше!

Я молюсь о тебе.

Том.

Письмо (Открытка)

15 декабря 1998 г.

Ох, Том! Ну и трудный год мне достался! После двух операций, съемок в фильме, клиники в Швейцарии, после которой я озвучивала свою императрицу и ходила на репетиции к Анатолию Васильеву вводиться на роль в его пушкинском спектакле и для этой роли учить кастаньеты и испанские танцы. Осилила!

И теперь я в Париже, где мы, наконец, начинаем играть этот злополучный спектакль. Немного отдохну и напишу Вам поподробнее. А сейчас посылаю выдержку из газеты, где отметили мой приезд. Всего Вам доброго.

Ваша Алла Демидова.

Ремарка

…В конце 98-го года вместе с театром Анатолия Васильева мы почти месяц играли в театре «Дю Солей» у Арианы Мнушкиной. Тогда Мнушкина репетировала новый спектакль – «Tambour sur la digue». Потом я его посмотрела. Спектакль – прекрасный! Там актеры играют кукол, а за ними – другие актеры – «кукловоды» в черном. Они продевают сквозь «кукол» руки, приподнимают их, а у тех – абсолютно кукольная пластика. «Кукол» бесконечно много, и они все разные. Заканчи вается тем, что пол опускается и наполняется водой. Кукловоды бросают кукол (но уже действительно – кукол) в воду. И куклы, которые только что были живыми, плавают, потом их собирают, и они, уже по первому плану бассейна, смотрят на зрителя. В этом был «trompe l’oeil» – обман глаз, – то, что мне так нравится в современном французском искусстве и, кстати, в быту.

Однажды я зашла в один дом. На столе красного дерева лежала перчатка – лайковая, розоватая, с потертыми швами, с пуговичками. И так она небрежно была брошена… Я говорю: «Ой, какая перчатка!» Мне в ответ: «Померьте!» Я: «Да нет, рука…» – «Да у вас рука узкая, померьте!» Я взяла и не могла поднять – это была серебряная пепельница.