Письма к Вере

В конце 1936 года Гитлер назначил Сергея Таборицкого, одного из двух ультраправых террористов, убивших в 1922 году отца Набокова, заместителем руководителя службы по делам эмигрантов. Вера Евсеевна стала настаивать на том, чтобы муж сначала сам бежал из Германии, а потом перевез семью во Францию или в Англию. В конце января 1937 года Набоков окончательно покинул Третий рейх и, заехав в Брюссель для проведения литературного вечера, направился в Париж, где вновь остановился у Фондаминских. К столетию гибели Пушкина он написал статью по-французски и начал переводить на французский свои рассказы. Чтения на русском и на французском, как публичные, так и в частных домах, проходили с большим успехом, однако Набокову не удавалось получить французское удостоверение личности и тем более разрешение на работу. В конце января у него начался страстный роман с Ириной Гуаданини, поэтессой, зарабатывавшей стрижкой пуделей, с которой он познакомился в 1936 году. Измена так мучила Набокова, что вызвала у него почти невыносимое обострение хронического псориаза. Одновременно он пытался обеспечить переезд семьи во Францию, однако Веру Евсеевну беспокоили финансовая сторона вопроса и слишком беспечно-оптимистичное отношение мужа к перспективам на будущее; в результате она отказалась уезжать из Берлина. В конце февраля Набоков провел несколько выступлений в Лондоне. Его задачей было установить там контакты в литературных и общественных кругах – в надежде не только найти издателя (для своей краткой автобиографии, написанной по-английски, и сборника рассказов в переводе на этот язык), но и, возможно, получить преподавательскую должность. Несмотря на титанические усилия и возникшие в их результате прекрасные связи, он почти ничего не добился. Зацепки в Англии у Набоковых не оказалось.

Когда он вернулся в Париж в начале марта, его любовная связь с Ириной Гуаданини возобновилась. При этом переписка с женой становится все более напряженной – теперь он пытается уговорить ее уехать из Германии и присоединиться к нему на юге Франции: там можно остановиться у русских друзей. Он явно не хочет, чтобы Вера Евсеевна очутилась в Париже. Тем временем до нее уже дошли слухи о его романе, и она соглашается ехать куда угодно, только не во Францию: в Бельгию, в Италию, лучше всего – в Чехословакию, где можно будет показать Елене Ивановне внука. Наконец Вера Евсеевна призналась, что прослышала о его любви к другой женщине, Набоков все отрицал. Натянутость в их отношениях выразилась не только в обвинениях и отпирательстве, но и в том, что планы их воссоединения постоянно менялись, будто в шахматной игре. Как сформулировала это Стейси Шифф, в письмах 1937 года «голоса супругов звучат в томительном диссонансе»[30]. Дополнительным осложнением, отразившимся в переписке, стали почти непреодолимые сложности, связанные с получением выездных виз из Германии для Веры Евсеевны и Дмитрия, а для Владимира Владимировича – с поездкой из Парижа в Прагу, где они в итоге воссоединились из-за упрямого сопротивления жены его французскому плану: Набоков приехал туда 22 мая, через Швейцарию и Австрию, минуя Германию.

Через полтора месяца они все вместе, опять в объезд Германии, отправились обратно во Францию и обосновались в Каннах. Набоков признался в измене, – последовали семейные бури, но затем, после того как он поклялся, что все в прошлом, наступило затишье; он же продолжал писать к бывшей возлюбленной. Опасаясь полного разрыва отношений, Гауданини пренебрегла запретом на свидания и 8 сентября приехала в Канны. После краткой встречи он велел ей возвращаться в Париж, поставив точку в их романе. Несмотря на это, им с Верой Евсеевной понадобилось немало времени, чтобы вернуться к прежней близости. Проведя год с лишним в Каннах, Ментоне и на Кап-д Антибе, они отправились на север, в Париж. У Набокова появился американский агент, которая сумела продать «Смех в темноте» (переработанный авторский вариант перевода «Камеры обскуры») издательству «Боббз-Меррил». Однако, несмотря на восторженные отзывы русскоязычных рецензентов во Франции, Англии и США на другие, более сложные произведения Набокова, его проза оказалась слишком оригинальной, чтобы немедленно заинтересовать издателей не из эмигрантской среды. Он так и не получил разрешения на работу во Франции, и ему становилось все сложнее кормить семью литературным трудом. Навалилась бедность, писатель стал выглядеть все более изможденным.