Письма Кэмптона — Уэсу

Счастье этой пары послужило свидетельством правоты моей теории. Это произошло оттого, что я верю в их счастье. Как просто, не правда ли? И неоспоримо. В их присутствии я часто ловлю себя на том, что рисую себе картину их совместной жизни, представляя себе ту радость, которую каждый из них вносит в жизнь другого. «Как он должен восхищаться ею! — думаю я. — Как ей понятен язык его взглядов! Они никогда не исчерпают друг друга!» И так без конца. Обыкновенная супружеская пара часто внушает мне чувство мучительного удивления. «Как эти два человека могут жить вместе? Как это случилось? Как это может продолжаться?..»

Вчерашний вечер был событием в моей жизни. Мы с твоим отцом проводили когда-то такие вечера, но я не предполагал, что я смогу снова пережить прошлое. Мы говорили с жаром (и пониманием) молодых студентов, приходя в волнение от изжитых теорий, вновь опьяняясь былыми надеждами, сжимаясь под ударами, давно, может быть, переставшими угрожать нам. Что из этого? Не все ли равно, если мы и не разобрались в фактах? Мы не могли ошибиться в чувстве. Подставь вместо старой, не сбывшейся надежды новую, вместо былого удара новую обиду, столь же тяжкую и болезненную. Я радовался тому, что мы в состоянии еще рассуждать об изменениях и преобразованиях и что доктрина не убила в нас способности к сопротивлению. Мы разбудили друг в друге дремавшие горячие чувства, и, признаюсь, я давно так не волновался и не гордился. Мы осудили весь современный строй. Мы ставили себя вне государства, отказываясь пользоваться каким-либо из его благ; мы оформляли наш протест, ненавидя всю беспорядочность этой системы с той страстью, с какой мы призывали Справедливость грядущих времен.

Любопытно, что мы, отпрыски случайного успеха, способны на такое отрицание. Барбара принимает существующее, не задаваясь никакими вопросами. «Что вы знаете? — спрашивает эта маленькая, сияющая консервативная женщина. — Сознайте свою неправоту, иначе вы не пробьете себе дороги в жизни».

Да, Барбаре придется узнать, как тяжело жить на свете. Бороться нетрудно и оставаться нейтральным легко, но быть одновременно борцом и носителем новой идеи, стоять незыблемо и, стремясь прямо к цели, принимать все направленные на вас удары и ждать — вот подлинный путь героя. Трудно переносить свое поражение. Трудно почитать изжитый идеал, суливший нам комфорт и уважение. Молодость смеется над этой целью, но людям пожилым она дорога. Трудно остановиться на полном скаку, стремясь к фанатизму, и немыслимо гнать самого себя на страдание и мученичество. Трудно жить, милая Барбара.

Затрудняюсь рассказать о нашем времяпрепровождении. Героем вечера был Браунинг, — Мельвилл прочел нам его «Капонсакки». Голос Мельвилла сам по себе поэма, но Браунинг нуждается в толковании менее, чем кто-либо из создателей прекрасных поэм, ибо им созданы прекраснейшие и величайшие. Было четыре часа утра, когда прозвучали слова воина-святого: «Великий, справедливый Бог! Несчастные!» Как мы его слушали! Эрл ходил взад и вперед по комнате, а Барбара прильнула щекой к моей руке. Ее душа участвовала в борьбе, и моя тоже. Мы все сражались в этой битве. Прочти «Пампилию», и твоя душа преисполнится благоговением; прочти «Капонсакки», и тобой овладеет жажда деятельности. Ты воспрянешь, и тебе захочется прожечь себе дорогу подобно ему, хотя бы ты и был так утомлен, что, казалось, не в силах был бы произнести свое имя, если бы судьбе вздумалось сделать перекличку.