Читаем Письма Хедвиге Вайлер полностью

К сожалению, из текста «Разговоров с Кафкой» Густава Яноуха непредставимо обаяние его собеседника при разговоре один на один. А это — очень даже вероятно — тот самый козырь, с которого Франц Кафка ходил в первую очередь, особенно — когда впервые общался с женщиной. В молодости он был очень строен и почти демонически красив, производя впечатление при многозначительном обычно молчании. К тому же, при погруженности в самого себя, если уж он из него вырывался, Кафка произносил, естественно, не ходульные фразы, которыми уснащено множество знакомств, а совершенно естественным образом (а естественность и является главным компонентом доверительного общения) и дотошной внимательностью накрепко привязывал ответное внимание собеседника (собеседницы), результатом чего становилась возможной и устанавливалась сначала душевная, а затем и сердечная связь между ними.

Мы, привыкшие к эпистолярному стилю Кафки, можем лишь догадываться, чем умел он «зацепить» женское сердце. А что это было именно так — нет никакого сомнения. Хедвига Вайлер, Фанни Рейс, Маргарет Кирхер, Фелиция Бауэр, Грета Блох, Юлия Вохрыцек, Милена Есенска, Дора Димант — эти имена теперь навечно связаны с именем Кафки, а сами носительницы их полноправно и полноценно участвуют в нашем общении с писателем.

Первая в этом списке Хедвига Вайлер стала не только объектом его любовного внимания, но и первым адресатом удивительных писем, беспримерных по литературной изобретательности, поэтичности и откровенности. Каждое из них — психологически-поэтический опус, воспроизводящий дрожание камертона его чувства, и вибрации его неотразимо действовали на читательницу-любимую, и теперь — и на нас, читателей-Пинкертонов.

Сурово-отстраненная проза и лирически-психологический эпистолярий подпитывались одними и теми же студеными ключами в омуте одиночества писателя, а их искусная безыскусственность напоминала не об игре актера, а о готовности к битве гладиатора. И не так уж важно, что битва почти всегда заканчивалась бегством его с арены: заключительные строки множества сказок «они жили счастливо и умерли в один день» — не тот случай, когда отношения завязываются для того, чтобы завязнуть в счастливой рутине семейной жизни. Несколько авторов уже попыталось воссоздать удачный оборот семейной жизни Кафки, ставшего одинарным обывателем в окружающей его действительности. Попытка такой ретроспективы сама по себе ничего не значит, так как не привносит в его образ ни единой новой черты; напротив, перестав быть писателем, он перестает быть и самим Францем Кафкой — становится абсолютно незнакомым нам человеком, случайно позаимствовавшим его имя и фамилию, болезнь и возлюбленную, ставшую женой-надзирательницей, выпроставшей из него душу, а из его перьев соорудившей метелку для обмахивания пыли.

Я долго не мог понять, чего добивались авторы этих россказней… Неужели столь нехитрым способом они пытались перечеркнуть имя Кафки в мировой литературной табели, заявит о случайности его гения, свести счеты с ним самим, из-под могильной плиты на Страшницком кладбище Праги напомнив его хулителям о скудости их собственных талантов, уязвленных его литературной безупречностью.

Мы уже знаем, как пошло разделялся писатель Владимир Набоков с писателем Францем Кафкой в своих «Лекциях по зарубежной литературе». Иной раз, читая их, начинаешь догадываться, как завидовал Набоков (при всем своем огромном таланте) гениальности Гоголя, Достоевского, Кафки, Джойса… Ему трудно было считать себя гением второго сорта и не было найдено другого способа, кроме как «поставить их на место» в тексте лекции. Мне могут возразить, что «опрощение» исследуемых им авторов происходило из желания донести хотя бы кое-какие сведения до нелюбопытных американских студентов. Пусть даже и так. Но столь находчивый в метафорической точности своих собственных текстов Владимир Набоков обошел стороной не меньшую, а во много раз превосходящую его метафоричность Кафки, которому не нужно было месяцами копить на листочках литературные находки и перлы, чтобы потом вставить их в повествовательную ткань. Каждому овощу — своя кастрюля, а Владимир Набоков желал бы одновременно присутствовать под крышками (черепными) заведомых гениев.

Не стоит думать, что я уклонился от темы эссе. Напротив: познакомившись с эпистолярным наследием Владимира Набокова (впрочем, рядышком можно поставить и Бориса Пастернака), не так уж трудно разглядеть влияние левого, рационально действующего полушария головного мозга.

Францу Кафке это не пришло бы в голову. Когда он брал в руки перо, он не обращался попеременно то к левому, то к правому полушарию — оба они были правыми, эмоционально-интуитивно работающими, и в этом, вполне возможно, была причина его постоянных злокозненных головных болей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии