Письма леди Рондо

Сюда ожидают также персидского посла, и если я буду в состоянии что-нибудь сказать о персах, то постараюсь доставить Вам это удовольствие. Но ни один Министр так не удивил меня, как польский [81]: когда он сделал мне первый визит, то вбежал к нам как бешеный и когда он хотел целовать у меня руку, то я испугалась, что он выбьет мне зубы; но он вдруг остановился и стал как вкопанный, так что я опустила руку — короче, он и я смешались. Здесь мой Р. мне изменил, надо мной стали шутить.

Я весьма бы желала видеть Вас здесь, хотя бы на один месяц; здесь весьма много замечательного, но Вы робки и вместе любопытны; мне остается только уверить, что я есмь и пр.

ПИСЬМО XVII

Милая моя,

Благодарю за присылку сколков для вышивания [82]; я их получила, они чрезвычайно хороши. Теперь умею класть тень и делать канелевые полосы [83]. Вы удивляетесь, что я хочу заниматься такою работою; правда я её весьма люблю (в свободные часы она доставляет мне величайшее удовольствие). Но я бы никогда бы не подумала просить у Вас таких огромных фигур: это для графини Бирон, для которой работает множество рук. Она величайшая охотница до шитья золотом, и когда услышала, что у меня есть шитье моей работы, то хотела непременно его видеть. С тех пор она присылает за мною два или три раза в неделю, чтобы работать с нею. Это послужило мне к двойной пользе: во-первых, выгодно для г-на Р. по его делам, во-вторых доставило мне случай так хорошо видеть Государыню, как никому другому не удастся; потому что она всегда приходит в комнату, в которой мы работаем — её апартаменты смежны с комнатами графини, она часто ходит мимо и приходит к нам нарочно в послеобеденное время, не извещая никого о своем приходе и не желая, чтобы мы вставали, часто сама садится с нами за работу. Много раз она спрашивала меня об Англии, особенно о королеве. Она сказала мне однажды: «Я весьма желала бы видеть Её Величество у себя в России: я встретила бы её на половине дороги.»

Ей нравится, когда я делаю попытки говорить с нею по-русски и так милостива, что всегда поправляет меня, когда я делаю ошибки, что случается со мною весьма часто, потому что я говорю по-русски весьма мало, хотя и понимаю все, о чем говорят. Мне весьма приятно, что я нашла столь человеколюбивою и кроткою эту жену, которая облечена столь великою властью. В комнате при ней бывает обыкновенно пять иди шесть дам, и один или два кавалера; все говорят весьма свободно. Хотя она принимает участие в разговоре, и говорит наравне с другими, но всегда сохраняет своё достоинство, впрочем, так, что прогоняет и малейшую робость. Я не один раз видела её обливающеюся слезами, когда рассказывали ей какую-нибудь печальную историю. Она показывает непритворный ужас при малейшем знаке жестокости, так что можно сказать, её душа одарена самыми любезными качествами, какие только можно найти. Я уверена, Провидение явило России особенную благость, вручив власть над нею такой женщине; если бы я говорила о ней как о частном лице, то сказала бы, что в этой женщине больше здравого ума, нежели остроумия. Если когда у неё вырываются короткие сатирические ответы, то они всегда умеряются такою добротою, что её острота не оскорбляет никого. Она владеет мужеством, презирает робость, она говорит весьма раздельно, и голос её чист. Я часто удивлялась любопытству, свойственному каждому человеку — все хотят узнать нрав государей; характер их собственно важен для их подданных; действия их как государей не касаются других частных лиц; правда, жизнь их есть самый блестящий пример для общества, но этот пример скрыт для большой части народа и потому имеет мало влияния; и при всем том у нас есть любопытство!

Мне открывается случай скоро писать Вам из другого климата и о других предметах; прошу не бояться, когда Вы получите письмо из военного лагеря. Я не могу вам теперь подробно описать этого случая, меня заменит вам мой брат; будьте уверены, что при всех переменах, я есмь и проч.

ПИСЬМО XVIII

Милая моя,

Ваша душа создана для дружбы, — в этом я убеждена, но она не знает любви, иначе Вы не стали бы удивляться моей решимости следовать в поход за моим Р., если ему должно будет туда отправиться [84]; я знаю все трудности, которые Ваша дружба представляет в самом увеличенном виде; даже сознаюсь, что я не одарена от природы вашею твердостью, мне все кажется опасным и страшным, моя робость представляет все ещё ужаснее, но я нахожусь в таком состоянии, в котором я забываю всю опасность, весь страх — я замужем. Если б я была уверена наперед, что буду свидетельницею всех ужасных сцен, нарисованных Вашею дружбою и моею робостью, я отваживаюсь и тогда разделять с ним поход, хотя он из любви ко мне не позволяет себе просить меня об этом; мысль, что моё присутствие будет для него приятным, проведет меня сквозь все опасности.